- 28 -

В БЕЛОЙ И КРАСНОЙ АРМИИ

Мы продолжали учебу. В доме № 50 по улице Пастера — на углу Петра Великого мы снимали две комнаты (потом здесь жила сестра Верочки с мужем). Квартира была большая; хозяйка из семи комнат сдавала пять и на это жила. Проходя мимо этого дома, я сейчас обязательно смотрю на окна комнат, где было прожито много хороших и трудных дней.

Погром сделал нас нищими. Мы с Верочкой лишились поддержки родителей. Хорошо, что я с 1917 года работал фельдшером в институте имени Главче. Небольшая зарплата выручала нас. Помогала и студенческая столовая, в которой я питался все время учебы в медине.

Но жизнь наша была очень скудной. В студенческой столовой мы получали два блюда: перловый суп и ячневую кашу или ячневый суп и перловую кашу. Чтобы как-то поддержать существование, жена организовала "маленький бизнес". Мы вставали в полшестого утра, чтобы успеть испечь на "буржуйке" пирожки, и эти пирожки к восьми часам Верочка выносила на угол Пастера и Петра Великого, к университету. Студенты, в большинстве голодные, охотно их раскупали. Честно говоря, мне было больно видеть свою жену в роли торговки, но она была непреклонна. Тогда я впервые ощутил несгибаемую волю Веры Григорьевны. Из своего скудного заработка я оплачивал уроки немецкого языка, отлично сознавая его необходимость для всякого образованного врача.

Неожиданно в июле высадились и захватили власть белые — представители генерала Деникина, хозяйничавшего на Кавказе и юге России. Белая армия нуждалась в военных врачах. Из-за плохо организованной санитарной службы множество

 

- 29 -

бойцов болели сыпным и возвратным тифом и переполняли военные госпитали.

Командование объявило призыв в армию — досрочный выпуск студентов-медиков пятого курса в качестве заряд-врачей, без государственных экзаменов, только по зачетным книжкам.

Наш курс должен был кончать мединститут осенью 1920 года, а призыв объявили осенью 1919-го. Многие студенты уклонились от призыва — уехали из Одессы, ссылались на слабое здоровье; ну а сорок человек, среди которых был я, оформили быстро. В основном пополнение направлялось в Крым; Четверо из нас, в том числе и я, были назначены в Новороссийск.

Всех посадили на пароход "Трансбалт", заполненный офицерами. Судно было грязное; нас разместили на нарах без постелей. Не раздеваясь, мы провели в пути пять суток. В Новороссийске нас направили на работу в два военных госпиталя, заполненных ранеными и, главное, сыпнотифозными больными. Оказалось, что мы все четверо заразились в пути сыпным тифом и одновременно заболели. Нас положили в отдельную палату. Я переносил болезнь легче товарищей, лежавших в беспамятстве. Врачей не было, и я давал указания имевшемуся лекпому.

Выздоравливали мы медленно. За два месяца болезни ситуация на Кавказе резко изменилась. Деникин отступал к Новороссийску, а отсюда эвакуировался в Крым. Я был свидетелем драматических картин, когда офицеры, которым не хватило места на последнем пароходе, приступом брали трап и палубу.

По городу бродила масса брошенных, погибавших лошадей; с голоду они грызли заборы.

В Новороссийске установилась власть большевиков. Красный комендант вызвал нас — зауряд-врачей и определил меня как наиболее здорового в действующую Красную Армию.

В качестве старшего врача 1-го артдивизиона 22-й стрелковой дивизии я со своей частью продвигался по берегу Черного моря. Я получил комплект американского обмундирования, белье, одеяло, в чем весьма нуждался после погрома.

В мае вышел приказ главнокомандующего Красной Армии Троцкого о возвращении зауряд-врачей в мединститут для его окончания.

Вчетвером мы поехали поездом в Одессу. Железнодорожный путь из Новороссийска в Одессу прохо-

 

- 30 -

дил через центральную часть Украины, где хозяйничал Махно. Его отряды часто останавливали пассажирские поезда и устраивали обыск — а вернее, просто грабили пассажиров, арестовывали не понравившихся им людей. Не скрою: мы, проезжая через эти места, немало поволновались. Нам повезло — махновцы наш поезд пропустили.

По дороге я сделал остановку в Елисаветграде у родителей и был очень рад, увидев, что отец оправился от пережитого погрома и приобрел самые необходимые вещи. Я, в свою очередь, поделился с ними своим американским обмундированием.

Первым, кто бросился меня обнимать в Одессе, был дворник Николай. Между тем я знал, что он — член черносотенного "Союза русского народа"...