- 88 -

В ВЕТЛОСЯНЕ

Итак, я оказался в отдельном лагерном пункте Ветлосян (ОЛП-7). В те годы в районе Ухты было около пятидесяти таких пунктов. ОЛП-7 располагался на двух холмах; вернее, собственно лагерь — на одном холме, а на другом, напротив — поселок вольнонаемных и комендатура, из окон которой лагерь был виден как на ладони. На глинистый холм подниматься в дождь было очень трудно.

Больничные корпуса находились наверху: три одноэтажных дома, а в четвертом еще и полуподвальный этаж. В землянке размещалась амбулатория. В этой больнице, или лазаретной команде, числилось около 2000 человек, в основном инвалидов.

Главный врач, бывший комсомолец Яков Васильевич Волохов-

 

- 89 -

ский, встретил меня очень дружелюбно и проводил в дом, где жили врачи — по двое в крошечных кабинках. Вся мебель состояла из нижней и верхней коек-вагонок. Моим соседом оказался бывший главный врач Красного Креста Мебурнутов — очень симпатичный и культурный человек, попавший в лагерь, видимо, за свою дружбу с выдающимся советским дипломатом Караханом.

Волоховский приободрил меня, подчеркнув, что и здесь мы, врачи, можем приносить не меньшую (а может быть, и большую) пользу, чем на воле. Узнав мою специальность, он предложил мне взять на себя туберкулезное отделение.

Отделение представляло собой обыкновенный бревенчатый барак. В двух палатах на 20 человек каждая лежали больные тяжелейшими формами туберкулеза. Смертность побивала все рекорды: обычно эти 40 человек обновлялись за полтора-два месяца. До меня этим отделением заведовал фельдшер, знавший единственное лекарство от туберкулеза — хлористый кальций (впрочем, это была его беда, а не вина). Он применял самые примитивные методы диагностики: "Кашляешь? Кровью? В туберкулезное отделение!". Зато в корпусе царила идеальная чистота, поддерживаемая самими больными. Хотя болели туберкулезом главным образом урки, не признававшие никакой личной гигиены, фельдшер держал своих подопечных "в страхе Божием". Напротив входной двери, тем не менее, заявляла о себе запахами отхожая яма.

Первое, что я сделал — обследовал каждого больного и завел истории болезней. Для некоторых больных это случилось впервые в жизни... Однако на первых порах в моем распоряжении оставался все тот же хлористый кальций.

Ждали рентгеновский аппарат. В больнице строились хирургическое, женское и родильное отделения. Я мечтал создать физиотерапию и настоящий рентгенкабинет. Мне ни в чем не отказывали. Я предусмотрел свинцовую защиту; лагерные умельцы сделали специальную мебель. Мой кабинет, ставший центральным в Ухте, мог быть украшением любой столичной больницы. Аппарат не только позволял осуществлять самые разнообразные методы диагностики — с его помощью можно было лечить маститы, экземы и другие заболевания.

Я был таким же зэком, как все, но в своем рентгеновском кабинете забывал об этом. Я мог гордиться его оборудованием, мог использовать великие возможности медицины.

 

- 90 -

И еще одна невероятная удача (конечно же, "удача" в кавычках): вместе с рентгеновским аппаратом прибыл самый знаменитый в то время московский рентгенотехник Алоиз Ковнацкий, к которому я нередко возил из Одессы в починку R-трубки. Прибыл он настолько измученным, что я для начала определил его в лазарет, чтобы он смог восстановить силы и профессиональные навыки. А потом началась работа, которая удалась нам настолько, что даже была отмечена приказом начальника лагпункта: нас с Ковнацким премировали, выдав по 50 рублей.

 

ПРИКАЗ

по отдельному л/п № 7 Ухтижемлага НКВД

14.VII.1939 г. Ветлосян

Отмечая открытие и пуск в эксплуатацию рентгеновского кабинета, приказываю:

1) За проявленную инициативу в деле образования и монтажа рентгеновского и физиотерапевтического кабинетов врача з/к Каминского Я. И. и рентгенотехника з/к Ковнацкого премировать по 50 рублей каждого.

2) Зав. рентгенкабинетом назначить врача з/к Каминского Я. И. по совместительству.

 

Начальник отдельного л/п № 7 (подпись).

 

Алоиз стал моим настоящим другом. Он был человеком абсолютно обязательным. Окончил художественное училище, и ему очень хорошо удавались шаржи и портреты.

Другим моим близким другом стал Евгений Иванович Харечко, ассистент профессора Ланге из Ленинграда. Осужден он был на небольшой срок за анекдот. Но гулаговская бюрократическая машина нередко давала сбои: его приняли за другого, более се

 

- 91 -

рьезного преступника и отправили в Воркуту. Тысячекилометровое путешествие туда и обратно он совершил пешком и сильно подорвал здоровье. Он числился в лагере не врачом, а слесарем. Мы познакомились на пересылке Шор, когда его прислали ко мне, чтобы починить дверной замок, и он рассказал мне свою историю. Работать врачом он был не в состоянии. Я устроил его под видом слесаря в больницу, помог окрепнуть, а потом он стал заниматься привычной медицинской работой. Впоследствии Харечко сделался заместителем главврача на Ветлосяне, главврачом на лагпункте Крутом. После окончания срока он остался в Ухте, так как женился на местной уроженке. Евгений Иванович обладал прекрасным тенором и знал множество арий, не был чужд поэзии.

К моему 80-летию он посвятил мне поэму "В память северных лет". Вот отрывки из этого послания:

 

...Дорогой мой старинный друг!

Не браните за это вступление.

Столько жизненной силы вокруг,

Что грустить о годах — преступление

Будем верить, что дни впереди

Не заставят грустить и печалиться,

Будем верить, что сердце в груди

Еще много годов не состарится.

А пока мы на свете живем,

Будем верно служить гармонии,

И тогда мы, быть может, поймем

Все, чего в этом мире не поняли.

...И мы отдавали все годы труду

И людям всегда помогали,

Меж туч мы всегда находили звезду

И песни о жизни слагали.

Мы жили наукой, учили других,

И честное слово — наш труд не погиб!

Боролись с пеллагрой, душили цингу,

Ловили поток дистрофии,

Искали на дальнем глухом берегу

Целебных ручьев для России.

И след Хиросимы на Водном нашли,

И Водный спасать от невзгоды пошли.

 

- 92 -

И нам помогая не прославленный круг

И не Академия наша,

А милый и жизнью проверенный друг —

Простая чудесная Маша.

Мы ей благодарны за это тепло,

Хоть много воды с той поры утекло.

Но был среди нас дорогой человек.

Он поиски наши возглавил,

И он о себе у друзей и коллег

Чудесную память оставил.

И нынче, когорта старинных друзей,

Мы чествуем славный его юбилей.

 

...Хвала бессмертию науки,

Хвала святым ее жрецам,

Хоть не дается сразу в руки

Победа даже мудрецам.

Но если истина на свете

В исканьях вдохновляет нас,

Таким восьмидесятилетьем

Гордиться можно без прикрас.

Им любоваться будут люди,

И долго, до конца времен,

На склоне лет Каминский будет

Высоким счастьем озарен!

Ухта, 17.Х.1977

Хороший врач-терапевт, Харечко в Ухте пользовался большим авторитетом и любовью жителей. Его открытый дом славился гостеприимством. Здесь всегда находили приют все странствующие артисты. Умер он почетньм гражданином Ухты.