Капнист

 

Женская пересыльная тюрьма Красноярска переполнена осужденными по политическим делам на самые различные сроки заключенными в ИТР. Меня приводят в одну из больших камер, где несколько десятков женщин. Я в таком состоянии, что никого не вижу. Бросаю вещи на каменный пол и сажусь на табуретку у стола

В ушах стоит гул от многочисленных голосов. Мне до них нет дела. Я со своим невыплаканным горем не помню, сколько просидела, опустив голову на руки в печальном раздумье, как вдруг почувствовала, как мои ноги обхватили чьи-то цепкие руки. Поднимаю глаза и вижу, что на коленях передо мной стоит уже немолодая женщина с безумными, заплаканными глазами. Выглядела она страшно. Горе иссушило её фигуру, лицо приняло землистый оттенок, и было изборождено глубокими морщинами. Сквозь слезы в больших глазах просвечивало глубочайшее страдание.

Её я узнала сразу. Это была ссыльная из деревни Казачинск, мать маленькой девочки, не помню её имени, по фамилии Капнист, с которой я познакомилась летом 1950 года, когда приезжала к тебе в гости в Казачинск.

- Это вы? Как вы сюда попали? За что вас арестовали? – засыпала она меня вопросами, и тут же рассказало про свою трагедию.

Капнист имела неосторожность в присутствии свидетелей высказать критические замечания в адрес Сталина. Этого было достаточно, чтобы вызвать её на допрос в МГБ.

Её нужно было вывезти в Красноярск, чтобы заключить в тюрьму, продолжить следствие, а затем и осудить. Но задача осложнялась тем, что она ни на минуту не

 

расставалась со своей маленькой дочкой. Даже когда её вызывали в МГБ, она приходила со своей маленькой дочкой. Чекисты пустились на обман. Они сумели убедить Капнист, что, что её всего лишь на пару часов отвезут в Красноярск, снимут показания, а затем привезут обратно в Казачинск и что за это короткое время с дочкой ничего не случится. Капнист поверила, уложила ребенка спать, а сама села в машину, которая и отвезла её в Красноярск. За критику действий Сталина, которые суд квалифицировал как контрреволюционную агитацию и антисоветскую пропаганду, Капнист получила 10 лет ИТЛ. На пересылке она ждала этап в лагерь. Слушая её печальное повествование о том, что она пережила в разлуке с ребенком, я остро ощутила и свою глубокую материнскую рану. Очень неуравновешенная, с задатками психопатии, Капнист буквально безумствовала в тюрьме, требуя, чтобы к ней привели ребенка. Она часами била в дверь, рыдала, кричала, добиваясь свидания с генеральным прокурором, прокурором местным, начальником тюрьмы и другими официальными лицами. Вся тюремная администрация знала её материнское горе и, попросту говоря, не обращала на неё никакого внимания. Чтобы её успокоить, приносили в камеру бумагу. Она без конца писала в вышестоящие судебные органы жалобы и просьбы, но они, конечно, никуда не отсылались. Отправляясь на этап, я распрощалась с Капнист и больше её никогда не видела.