В художественной самодеятельности

Снова наступили серые, безрадостные лагерные будни. Я опять на изнурительных общих работах в ночную смену на стройке какого-то большого жилого дома. Сменяем мужчин, которые днем кладут стены. В наши обязанности входит сушка неоштукатуренных стен.

В продырявленные железные бочки на ножках закладывается кокс, который горит всю ночь. От смрадного дыма раскалывается голова, дышать нечем. К головной боли примешивается состояние постоянной тошноты, режущая боль в глазах от дыма. В такой обстановке приходится работать всю ночь. Утром, едва передвигаясь, шатаясь, словно пьяная, возвращаюсь в зону. Аппетита нет. Мечтаешь только об одном, - скорее бы лечь, уснуть, забыться после кошмарной, задымленной ночи. Изредка переключали на другую, менее изнурительную работу – очистка строительного мусора.

Неожиданно мне улыбнулось счастье, если можно так сказать в условиях беспросветной лагерной жизни. Вместе с Ниной Вареник и еще несколькими девушками попадаю на курсы электротехников. Занятия проводит преподаватель-мужчина, тоже заключенный, в гражданской жизни педагог. Занятия продолжаются три месяца, по три-четыре часа в день изучаем теорию. В остальное время занимаемся практикой: долбим стены для скрытой проводки, вскрываем бетонные перекрытия. По окончании курсов сдаем экзамен и получаем справки об успешном окончании курсов.

Художественная самодеятельность в лагере – это та спасительная отдушина, которая выручает заключенных от многих бед, освобождает от общих работ, позволяет оставаться в зоне в период подготовки и проведения концертных программ. Участники самодеятельности пользуются особым покровительством лагерного начальства и без особого труда попадают в непроизводственные бригады.

Мое участие в спектакле, намечаемом к постановке, способствовало тому, что меня освободили от работ в ночную смену и перевели в другую бригаду, которая выходила за зону днем.

Единственным светлым воспоминанием о годах, проведенных в лагере, было мое участие в художественной самодеятельности. Участники самодеятельности были отменными специалистами в области искусства в самых разнообразных жанрах: драме, балете, пении. За отсутствием мужчин, в нашей культбригаде, роли мужчин исполняли женщины. Так в пьесе Чехова «Медведь» я исполняла роль старика-слуги Луки, в «Двенадцатой ночи» Шекспира потешала зрителей ролью шута. Костюмы, реквизит,

декорации готовили сами. Наша культбригада выезжала с концертами за пределы зоны, в том числе и в мужские лагеря. Еще пять-шесть лет назад, когда существовали общие зоны, многие наши женщины дружили с заключенными мужчинами и вот теперь старые знакомые снова встречались. Не приходится говорить, какие это были радостные встречи.

Очередная зима подходила к концу и без какого либо перерыва перешла в лето. Июньское солнце буквально в течение двух недель растопило весь снег, тундра покрылась зеленым ковром. Засверкала гладь бесчисленных маленьких тундровых озер. Нашу бригаду направили в парники, пересаживать капустную рассаду из горшочков с торфом в только что оттаявшую землю.

Отношение к нам конвоиров стало заметно меняться, исчезла грубость, проглядывала человечность. Вспоминаю такой случай. Дорога, по которой мы направлялись на производство, граничила с заполярным лесом, которого мы никогда не видели. О существовании крупных деревьев в районе пустынной тундры никто из нас не подозревал. Нам было известно. Что в тундре произрастают карликовые березки, да среди низкорослого кустарника тощие ели. По нашей просьбе, конвоиры удовлетворили наше любопытство и провели в настоящий лес.

То, что мы увидели, иначе не назовешь, как чудом заполярного растительного царства. Впечатление было такое, будто мы попали в настоящий лес европейской территории России. Перед нами открылась панорама хвойного леса с красавицами соснами и раскидистыми елями. Просто не верилось, что мы за 69 градусом северной широты. Единственное отличие от европейского леса состояло в том, что сосны и ели были несколько тоньше, а по высоте нисколько не ниже. Но находиться в лесу долгое время было невозможно – заедала мошка. И выбирались из леса так же с трудом. Дорогу преграждали густые кустарниковые заросли. Полюбовались опрокинутой чашей сверкавшего озера.

В июле, с открытием навигации на Енисее, к нам в лагерь пришло пополнение. Прибыл этап в количестве 300 женщин, осужденных по бытовым статьям (воровство, хищения и пр.). О том, что к нам привезут уголовников, мы слышали и ранее. Делалось это умышленно, с целью перевоспитания в среде политических заключенных. Однако, если до их появления мы не знали, что такое кражи, то теперь приходилось каждую мелочь нести в катерку. Воровство приняло угрожающие размеры. Мало того, даже драки стали обычным явлением. Представительницы уголовного мира становились постоянными отказчицами, нарушительницами трудовой и лагерной дисциплины. С целью перевоспитания, незадолго до их приезда в зоне была оборудована швейная

мастерская. Начальство рассчитывало приучить уголовниц к производительному, полезному труду. Однако из этого ничего не вышло. Зато несколько раз взламывался продуктовый склад, пытались обокрасть и магазин. Приехавшие заключенные имели очень низкий моральный уровень. Одна блатная девчонка, сняв с себя всю одежду и оставшись в чем мать родила, плясала на кухне до тех пор, пока надзирательница не пришла и не посадила «танцовщицу» в карцер.

Пополнение лагерной культбригады обычно происходило по прибытии в лагпункт нового этапа. Стали выискивать таланты среди прибывших бытовиков. Кое-кого взяли на пробу, но вскоре пришлось от них отказаться. Они вели себя чересчур вызывающе, для них оказалось неприемлемым поддерживать дисциплину и порядок, трудно было рассчитывать, что они смогут в назначенное время выступить и не подведут. И все же, одна из них, все время ходившая в мужских брюках, с повадками настоящего мужчины, говорившая низким, мужским голосом, прижилась в культбригаде. Ей давали играть мужские роли, с которыми она блестяще справлялась. Никогда не забуду, как она артистично сыграла роль денщика Шельменко в пьесе одноименного названия.