СМЕРТЬ ВОЖДЯ
Поначалу мы думали— о его болезни сообщают для того, чтобы подготовить народ, а на самом деле он уже умер. Но и на другой день он снова был еще болен... И на следующий... Мы заподозрили что-то неладное.
По лагерю поползли слухи. Говорили, что он здоров, а заболел специально, чтобы проверить на преданность всех, кто его теперь окружал... Кто-то предположил, что его болезнь— а его обязательно в конце концов вылечат — станет главным пунктом обвинения на процессе врачей...
Среди тех немногих, кто продолжал верить, что Сталин умирает, был дневальный нашего барака Дмитрий Дмитриевич, бывший учитель истории. В эти дни он был возбужден до крайности. Кто-то сказал утром: «Опять не умер. Что-то темнит, падла».
Дмитрий Дмитриевич отозвался на эти слова тут же:
— Что вы, что вы, он умирает. Жизнь его завершена, и ему просто незачем жить дальше. Как жизнь, так и смерть его обоснованы исторически...
— Да при чем тут история, — возразили ему с раздражением, — Сталин в, ней человек случайный.
— Э-э, нет, в истории возвратов не бывает. — Дмитрий Дмитриевич говорил быстро. Он захлебывался словами, словно бы утолял жажду. — Что было, то было, и это уже навсегда! Все забудется: восторги и проклятия, горе и радости, имена героев и наши разбитые жизни, но его имя... нет! Оно не забудется никогда! Он сполна познал силу конечной власти над людьми. Он управлял нами точно так же, как все величайшие властители до него. И он, как и все властелины, жил только в настоящем. Он не думал о будущем. Он знал, что оно и так уже принадлежит ему...
Ах, как он презирал те книжные премудрости, которые будто бы привели его к власти! Но еще больше он презирал всех нас, людей, которые эти книжные премудрости воспринимали всерьез...
— Да он у вас прямо император какой-то, а он всего лишь шустрый гуталинщик... В наши сомнительные годы любое дерьмо всплывает наружу.
— Ну, конечно же, император! Именно император! — вскричал Дмитрий Дмитриевич. — Мы только очень долго этого не понимали и все больше раздражали его своими бесконечными разговорами о светлом будущем человечества. Что-то щебетали вокруг него о каком-то принципиально ином обществе людей, которое мы строим...
А он уже знал, что никаких новых обществ никогда не было, нет и не будет. Просто была жизнь и была власть, которой в каждую эпоху владели по-своему...
О-о, если бы можно было построить пирамиду, на вершине которой он оказался! Это было бы самое величайшее сооружение в мире! Из всех, кто стрелял в царей и звенел кандалами, кто кашлял кровью, но писал воззвания, кто хоронил своих товарищей и сам шел на смерть...
«Замучен тяжелой неволей, ты славною смертью почил». А для кого почил? Ради него, ради него одного... Именно его, сами того не подозревая, они несли к вершине той пирамиды.
И вот— все, товарищи! Построена пирамида... И он
теперь там наверху будет стоять в своей фуражке и с трубкой в руках до последних дней человечества...
Да, можно предположить, какими величайшими предчувствиями он был объят, когда понял, для чего именно он должен стать революционером...
— Лучше бы он, зараза, крутил свои усы где-нибудь в Тбилиси на базаре...
В бараке засмеялись, но Дмитрий Дмитриевич этого смеха не слышал.
— А какие гениальные предвидения! Ведь если бы он выбрал другой путь к власти, это значило бы, что революция в России никогда бы не победила. Тогда, для того, чтобы стать властелином, ему необходимо было пройти другой путь. Это был бы путь в царский, а возможно, и в шахский дворец!
— Лучше бы в шахский! — звонко прокричал кто-то.
— Кризисы, участие в дворцовых переворотах, а возможно, женитьба на одной из дочерей царя — все равно, в тот же срок, да, назначенный ему историей срок, сделали бы его тем, кем он неизбежно должен был бы стать... А мы с вами в этот же самый час стояли бы на трапах и в ожидании его близкой смерти — вот точно так же, как теперь, — пытались бы понять его...
И вдруг заговорил репродуктор.
Мы цепенели теперь каждый раз, когда он начинал говорить.
О-о, наконец-то! Перекрывая голос диктора, от барака к бараку неслось: «Он умер! Он умер! Он умер!»
— Товарищи, дорогие товарищи! — напрягаясь, кричал Дмитрий Дмитриевич. — Остановитесь! Оглянитесь вокруг себя! Запомните каждое движение своей души в эти мгновения. Вы слышите звон колоколов там, наверху?! Это исторические эпохи приходят на смену друг другу...
Но в эти минуты его никто уже не слышал…