- 44 -

13. Второй арест

 

В начале июня 1978г кончался срок моего пребывания в Сибири. Это было связано с тем, что везли меня на ссылку более месяца по этапу и вместо 21 сентября 1976 г. выпустили только в конце октября 1976, а каждый день пребывания в заключении считался за 3 дня ссылки.

По опыту других ссыльных политзаключенных я знал, что в конце срока КГБ, как правило, устраивает какую-нибудь провокацию и фабрикует новое дело. Я вел себя максимально осторожно, не ввязывался ни в какие конфликты и, в основном, сидел дома. Более того, я планировал примерно за месяц до конца ссылки исчезнуть, поселиться тайно у кого-нибудь из моих знакомых и после окончания срока скрытно выехать со ссылки, чтобы не могли приписать побег. В этом случае, самое большее, в чем меня могли обвинить, это в том, что в течении месяца я не отмечался в милиции. А это только административное нарушение.

Но, видимо, кто-то и когда-то уже додумался до этого. Во всяком случае, власти меня опередили. 15 апреля 1978 года ко мне пришла женщина из бухгалтерии КБО и попросила меня немедленно пойти с ней в КБО для выяснения неясностей в каком-то бухгалтерском документе. Ничего не подозревая, я пошел. Там оказался сотрудник милиции следователь Корнев Анатолий, который предъявил мне акт ревизии. В нем говорилось, что ремонт, который я делал для организации,

 

- 45 -

незаконен, ибо договоров о ремонте в бухгалтериях не обнаружено. И я понял замысел КГБ. В бухгалтериях организаций договора изъяли и уничтожили. Теперь меня можно обвинять в чем угодно. Я сказал Корневу, что вторые экземпляры этих договоров есть у меня дома. Это, видимо, было для него полной неожиданностью. Он ругнулся по поводу того, что на него взвалили это дело, и потребовал, чтобы я пошел с ним в милицию для выяснения. В милиции меня без лишних слов обыскали, отобрали все документы и посадили в одиночную камеру предварительного заключения (КПЗ).

На следующий день после ночи на голых деревянных палатях, меня отвели к прокурору Баргееву А.А., который тут же подписал ордер на арест, и повели в мою избушку на обыск. Замок на дверях избушки оказался весь искореженный, кто-то уже пытался проникнуть в дом.

Я достал вторые экземпляры договоров и стал требовать, чтобы Корнев внес их в протокол обыска. Препирались №1 с ним примерно полчаса. Но все было бесполезно. Наличие договоров портило им всю фабрикацию и он так и не согласился их внести. Не вносились в протокол и многие другие документы. Единственное, что мне удалось добиться, - это внести в протокол номера моих экземпляров (копии) квитанций на выполненные работы в КБО, которые я ему сдал. Но это не помешало неугодным квитанциям в дальнейшем исчезнуть и суд оказался глух к моим просьбам выяснить, куда они делись, даже просто сопоставить протокол обыска с наличием квитанций в деле. Аналогично исчезли или остались без внимания и многие магазинные и посылочные квитанции (чеки) на запчасти, ибо при их учете сумма заработка (по юс терминологии "хищения" социалистической собственности) получалась слишком мизерной.

Единственное, что мне удалось отстоять, это то, что вторые экземпляры договоров не были уничтожены и были все же включены в дело. Но для этого мне пришлось послать десятки жалоб и заявлений во все инстанции, грозить тотальной голодовкой. И КГБ, видимо, не решилось на их уничтожение, сфабриковав новое обвинение в том, что ремонта якобы было сделано на меньшую сумму, чем выплачено зарплаты. Забавно, что срочно присланный в подмогу Корневу следователь из Улан-Удэ Александров на мое замечание: "Если мне заплатили больше, чем положено, то сажайте тех кто "переплатил", а с меня вычтете лишнее", в наглую ответил: "Нам надо посадить не их, а тебя!"