- 10 -

Старший брат Василий

 

Распрощавшись с Юрой, я в раздумье стоял у Ярославского вокзала. Пешком знаю дорогу по переулкам напрямик, вроде бы и недалеко, но когда обе руки заняты и за плечами вещмешок и гитара — трудновато. Подходит ко мне милиционер.

— Что, до Москвы добрался, а теперь не знаешь с какого вокзала ехать дальше?

— Да нет, товарищ милиционер, дальше мне не надо.

— Так куда в Москве-то надо?

— На улицу Казакова, 18 в инфизкульт.

— Чего же думать? Вот трамвай 32, за 15 минут довезет до улицы Радио, а там за 10 минут спуститься под горку, вот и улица Казакова, 18, обогнуть только церковь, тут и инфизкульт имени товарища Сталина. Давай помогу тебе до трамвая. А чагой-то из ведра селедкой несет?

— Так там и есть селедка. В Мурманске на базаре купил.

Дежурный на вахте общежития остановил.

— Откуда, победитель, с гитарой и ведром?

 

- 11 -

— Из Норвегии, Финляндии, Мурманска.

— А чего в Инфизкульт? Учебный год уже начался, дополнительный набор не объявляли.

— Я не в студенты, я к студенту. Брат мой старший — студент, тоже победитель, только инвалидом демобилизовался, а я вот целехонек.

— Студент-инвалид? Что-то в инфизкульте инвалидов-студентов не знаю. Как фамилия?

— Стефановский Василий Петрович.

— А, Василь! Так он поступил к нам не инвалидом, с третьего курса ушел на фронт, а кончать институт будет инвалидом. Единственный на весь инфизкульт. Вот по коридору налево, а потом коридор направо, комната 4. Топай!

Подошел к комнате 4. Стою, вспоминаю. Был здесь, только не в этом коридоре. В 1939 году, когда ехал в отпуск из Юг-востЛага НКВД, из ДВК, в Харьков к матери, и в Харькове призвался. Прошло шесть лет. Стучу.

— Кто? Зачем стучать? Заходи!

Вхожу. Две железные кровати свободны. На одной лежит «будущий физрук», крепкий, мускулистый, босые ноги задраны, лежат на задней спинке кровати. Увидя, что вошел незнакомый человек, он молниеносно вскочил, сунул ноги в какие-то несуразные шлепанцы.

— Извини, браток, неприветливо встретил тебя.

— У вас что, заходят все без стука?

Посторонние к нам редко заходят, а своим зачем стучать? Слушай, ты демобилизован, с гитарой, ты брат нашего Васюка?

— Да, а где Васько-то?

— Сейчас, сядь, погоди. Он в Красном уголке, любит прочитать в газетах все новости. Он получил твою открытку, в которой ты сообщаешь, что должен скоро демобилизоваться. Вы ведь не виделись 6 лет. Он давно ждет тебя. Сейчас я сбегаю за ним.

Дверь хлопнула. Из коридора послышались прыжки, словно убегал куда-то слон.

Через несколько минут в коридоре раздался топот быстро идущих студентов-спортсменов, жителей этой комнаты. Брат «влетел» первым. Не говоря ни слова, обнял меня, похлопывая руками по моей спине, причем правая рука «хлопала» как-то мягко, ладонью, а левая ударяла, как палкой.

— Что-то, Василь, твои руки по-разному хлопают мою спину, правая мягко, любовно, а левая словно хочет ребра мои поломать.

 

- 12 -

Он шагнул к столу и начал левой рукой-протезом колотить по столу. Стук был ужасным. Дерево о дерево.

— Вот, Пава (он так меня часто называл), я теперь спортсмен однорукий, но институт я кончу все равно. Правда, теперь не прыгну через «козла», не покручу «солнце» на турнике, не поработаю на брусьях, но учить детей буду. Хорошо буду учить. Они будут отличными спортсменами и будут непременно побеждать на соревнованиях, так как я буду учить их не только физическим упражнениям, играм, схваткам, боям-соревнованиям. Перед каждым соревнованием-боем я буду их воспитывать и готовить к бою морально, и они будут всегда побеждать противника.

И действительно, в дальнейшем так все и происходило. Заканчивая институт, он на последнем курсе взялся тренировать группу ребят ФЗУ (фабрично-заводское училище), теперь ПТУ (профессионально-техническое училище), которые занимались в группе бокса спортобщества «Трудовые резервы» недалеко от Инфизкульта. Показывая им разные приемы бокса, Василь непрерывно вдалбливал им в мозги: главное — воля и уверенность в победе, моментальная реакция, резкость и неожиданность удара, молниеносная стремительность после команды «к бою». И фезеушники выходили на ринг, накаченные его наставлениями, настроенные на молниеносную победу. А перед тем как начать бой, мальчишки взглядывали на своего однорукого тренера, ловили его яростный взор, страшную мимическую гримасу и резкое движение вверх-вниз деревянного протеза, как бы говорившего: «Бить-бить-бить». И они так бросались в бой, так активно начинали колотить противника, что тот, не успев оглянуться, уже или был в нокауте, или лежал на ринге сбитый яростным нападением. Во всех соревнованиях его мальчишки завоевывали «золото». После института его приняли в аспирантуру на кафедру бокса. Научным руководителем у него был чемпион СССР по боксу К. Градополов. Диссертация называлась «Теория стремительного ближнего боя», то есть включала все то, что изучал с мальчишками из ФЗУ.

— Так что же мы стоим? Давайте, ребята, — обратился Вася к своим сожителям по комнате, — мы ведь кое-что приготовили для встречи демобилизованного...

— Не надо, не надо ничего, я тут столько привез сухих пайков и пехотинских, и военно-морских, и подводников, и летного состава, и кое-где офицерского...

— Так ты где служил-то? В каких войсках?

— А во всех, — и я коротко рассказал о концертах.

 

- 13 -

— А это вот — ведро с малосольной селедкой, куплено на рынке в Мурманске у рыбаков по дешевому тарифу, — и я поставил ведро на стол.

Долго мы пировали по поводу моего возвращения в Москву после шестилетнего отсутствия. Поднимали разные тосты: за приезд, за тех, кто не вернулся, за долгожданную победу, за будущее успешное окончание инфизкульта, за благополучное устройство на работу. Один из трех — Коля, вдруг вспомнил, будучи активным комсомольцем:

— А за товарища Сталина, ребята? Как же мы забыли? Обычно за него первый тост всегда поднимают, давайте за товарища Сталина!

Выпили, закусили малосольной сел единой с черным хлебом.

— Раз выпили за генералиссимуса Сталина, — заявил второй, Ваня, — то теперь положено за военного маршала Жукова, которого Сталин из Кремля посылал на самые опасные и ответственные участки: Ленинград—Москва—Сталинград, и так до самого Берлина, где он в Потсдаме гневно прервал начавшего говорить что-то, подняв свой фельдмаршальский жезл, Кейтеля, «Подписывайте!» И Кейтель, усекнувшись, присел на краешек стула и подписал безоговорочную капитуляцию фашистской Германии перед Советским Союзом. За Жукова!

Опять выпили и опять закусили, но не селедкой, а английскими консервами.

— Мы уже выпили много и тостов провозгласили много, — сказал, вставая, Вася, — я хочу поднять скорбный тост, за нашу мать — донскую казачку Матрену Васильевну Камышникову, которая погибла, сгорела вместе со своими ранеными бойцами в Сталинграде. Она меня назвала в честь своего отца, моего деда — Василия Дмитриевича, сотенного атамана в Турецкую войну.

Не спеша выпили. Помолчали.

— Она была не простая женщина, — продолжал Вася, — красивая, крепкая и сильная казачка, она меня научила настоящему массажу, который, на ваше удивление, достигает эффекта и при выполнении одной рукой.