Чтобы знать, что будет завтра,

надо знать, что было вчера и очень,

очень давно.

Думая о будущем, нам надо

знать и о прошлом.

 

Я – дочь офицера царской армии, расстрелянного

в тысяча девятьсот тридцать седьмом.

                                                                                               Таида Суржикова

Есть короткие моменты жизни, которые запоминаются и откладываются в твоей голове печатью. Так я запомнила своего отца, статного, красивого, белокурого, сосредоточенного, и свою бабушку, его мать, у которой он был единственный (дедушка был врач, но он умер). Помню, она была в светлом пальто из парусины и что-то делала за столом, поглядывая мою сторону. А дальше жизнь у других людей, обрывки их разговора в моём присутствии, говорились они тихо, но в моей маленькой головкезаложились на всю жизнь. Я жила то у одних родных, то у других не родных. Подолгу нигде не задерживалась. Но все они были очень добрые люди, будь свои или чужие. Жизнь моя была очень сложной, но я об этом никогда всерьёз не задумывалась.

В Советском Союзе люди воспитывались так, как будто всю жизнь им кто-то должен. Но у меня не было такого ожидания. Никто меня не баловал, не поощрял денежной помощью, и привычки просить у меня не возникало. Я понимала, если я хочу жить лучше, надо работать и подрабатывать. Не искала работу полегче, не жаловалась, не ныла. С некоторых пор я стала задумываться о своих «корнях», не хотелось быть «Иваном Безродным». Каким-то шестым чувством я выискивала статьи и книги о репрессиях, хотя это слово было не столь популярным, и читала не с интересом, а болью в душе и сердце. И, попав в Магадан, сразу влюбилась в людей и в город, не понимая почему. Это пришло потом.

Красное, кровавое знамя СССР сменилось историческим Российским Флагом, красно-сине-белым. Дышать стало легче. Появилось радио России с живыми, интересными передачами. Раскрывались архивы, стали переосмысливать прошлое. Так я узнала об Историческом родословном обществе. Секретарь ИРО Можаров Н.Д., не раз выступавший по радио, пригласил меня, выслушал моё предположение, что мой отец был офицером, посоветовал посетить историческую библиотеку, заказать уникальную книгу из запасника Золотого фонда «Адрес календарь» - общий список чинов царской армии. Там я нашла фамилию и год рождения своего отца. А дальше ИРО дало мне направление в Российский Государственный военный исторический архив как члену общества ИРО.  Год 1993-й был для меня траурным – я похоронила мужа. Воспоминания об этих днях были настолько сильны, что я постоянно плакала. Мне надо было отвлечься, окунуться в полезное для меня дело.

Я шла в РГВИА с надежной поработать с фондом, найти какие-то хоть какие-то крохи о своём родителе. Но мне было отказано, так как сотрудники архива хотели получить от меня деньги и дать соответствующие справки. Это меня не устраивало. Я узнала, что они не имеют права отказывать потомкам, самим работать в архиве. Я видела в зале людей, которые самостоятельно работают над своей родословной. Трудно передать, как мне хотелось туда. Меня всё-таки допустили в зал, но радовалась я зря. Я делала заказы на выдачу описей, послужных списков, справочных книг. В назначенные дни и часы приходила в архив, но описи и послужные и формулярные списки, которые я заказывала, не получала. Вместо заказанных описей мне давали другие или отказывали из-за ветхости. То нужный мне архив был в реставрации или в работе. Я поняла, что они явно издеваются. Однажды, когда я попросила разрешить мне поработать с алфавитными карточками, было заявлено, что я мешаю им работать и всё делаю не так. При этом с пренебрежением было брошено: «Ваш предок был не генерал, а только юнкер». Я поняла, что имею дело с неприступными чёрствыми архивными дамами в коммунистическом заповеднике КГБ. После двухмесячного хождения впустую я поняла: эту стену РГВИА в Лефортове на Бауманской мне не пробить.

Тогда ИРО дало мне ещё один совет: обратиться в Федеральную службу безопасности. На душе у меня было скверно. Закрадывалась мысль: «А кто был мой отец? Может надзиратель в тюрьме или лагере. Может, мне будет стыдно за свои усилия по розыску!». Но, тем не менее, письмо я послала со скудными данными. Но ФСБ, не в пример РГВИА, четко и быстро отреагировало на мой запрос. Пришло письмо-документ доброе и грустное, в нём рассказывалось о моём отце, арестованном по клеветническому доносу и расстрелянном по приговору так называемой тройки ОГПУ.

На следствии мой отец Суржиков М. А. виновным себя не признал. 7 декабря 1937 г. постановлением тройки НКВД Североосетинской АССР он был приговорён без указания статьи к расстрелу и 8 декабря 1937 г. в 20 часов приговор был приведён в исполнение в г. Владикавказе. Дело моего отца было сфабриковано бывшими работниками НКВД СО АССР Миркиным и Лаушкиным, которые за фальсификацию обвинительных материалов были привлечены к уголовной ответственности, впоследствии расстреляны. Место захоронения моего отца неизвестно. Это всё так меня потрясло, что я тяжело заболела. Бредила о смерти, о похоронах по христианскому обычаю с крестом на могиле.

Живя на Чукотке и в Магадане, я много раз подвергалась смертельным испытаниям, но Богу угодно было продлить мне жизнь, чтобы я узнала правду о моём родителе.

Я жила в Кисловодске, когда начинала учиться. В доме жила женщина Екатерина Гордеевна Слонова. В молодости её похитил горец. После своей смерти он оставил ей дом. В те годы пенсию не платили, и дом Екатерины Гордеевны подвергался конфискации. Она продала его по частям четырём хозяевам, а сама стала жить в утеплённом сарайчике. В одной такой части жили мы. Екатерина Гордеевна была бездетной и очень меня любила. Учила, как стирать, копать огород, другим наукам по труду. Иногда уезжала во Владикавказ. Конечно, думаю, историю моей судьбы она знала. Когда мне было 12-13 лет, я жила в Кисловодске, но уже в другом месте – в коммунаре, общежитии медиков, у тёти.

Однажды Е.Г. принесла мне адрес отца. Я написала письмо. Помню тот странный день, когда в моих руках был конверт… Я вскрыла его, передо мной был лист, исписанный чётким, жестким крупным почерком: «Твой отец расстрелян». Больше из текста я ничего не помню. Я не поверила, уничтожила письмо и с обидой подумала: «У моего папы есть другая семья, дети, и знать он меня не хочет». Шли годы, а в памяти моей возникали эти строки, и я стала задумываться: «А вдруг это правда?». И вот снова я пишу во Владикавказ, в управление Федеральной службы контрразведки Российской Федерации: «Проши выслать для ознакомления дело от 20/11 – 30 г. и дело от 28/10 – 37 г. по аресту моего отца». Вскоре меня известили по телефону, что документы пришли, и я могу прийти на Лубянку, чтобы ознакомиться с ними на месте. С каким-то особым чувством я вошла в кабинет. Сажусь за стол. Настольная лампа освещает две папки.

Дело 1008. Достаю рамку с портретом моего отца. Ставлю её. Пусть он будет невольным свидетелем моих дел, посвященных его жизни и смерти.

Читаю: «1930 г., ноябрь 20 дня г. Владикавказ.

Имеются материалы на Суржикова М.А. и усмотренные в нём признаки преступления предусмотренного статьёй 58 п. 10. На основании ордера № 507 произведён обыск. Взято 10 руб. царской чеканки (одна монета) и 5 руб. (2 мон.).

Золото имперской чеканки счётом 3 (20 руб.), 3 фотографии. При обыске заявлений и жалоб нет. Золотые деньги принадлежат гр. Суржиковой Александре Ивановне (матери его). Женат. Дочь Таида 4-лет в Сталино.

Анкета

Суржиков Михаил Александрович, 28.09.1896г. рождения, уроженец г. Махачкала, Порт II ДА ССР. До 1914 г. учился в гимназии. В 1916 г. учился Харьковском университете. Со 2-го курса был мобилизован в царскую армию и направлен в Московское Александровское Училище, после окончания которого получил чин прапорщика, и был отправлен в запасной полк №249 в г. Ростов на Дону, откуда через 9 месяцев был направлен на Румынский фронт. В декабре 1918 г. выехал во Владикавказ. В 1919 г. был зачислен в Ширванский полк в чине подпоручика. В Красной Армии не служил. Во время отступления белых получил пропуск в г. Батуми, где работал в гражданских учреждениях: в посольстве РСФСР в Грузии, информационном отделе, в Губковросе, в газете «Известия». В 1921г., якобы за связь с грузинскими меньшевиками Особым отделом 2 армии Суржиков М.А. был выслан на год в Рязань в концентрационный лагерь. В 1922 г., вернувшись во Владикавказ, явился в отдел ГПУ, взялся на учёт и поступил работать в Ингоблпо бухгалтером».

Далее идёт продолжение протокола с подробностями, написанного рукой моего отца, и любезно отданного мне службой ФСБ.

 

«Постановление об избрании меры пресечения (1930, ноябрь 20 дня) 1931 г., февраль 23 дня, г. Владикавказ.

Следственное дело №3909 по обвинению Суржикова М.А.

Принимая во внимание, что в результате проведённого предварительного следствия по делу предъявленному Суржикову обвинение не подтвердилось в достаточной степени… бывший офицер старой армии. Не судим, не имущий, постоянное место жительства – Владикавказ. В военкомате состоит в запасе. Снят с учёта младшего начсостава, переведён в рядовой состав.

За недостаточностью собранного материала следствие прекратить. Принять во внимание, что нахождение его на свободе повлияет на ход следствия. В деле нет достаточных материалов для привлечения его к ответственности. Справки вещественного доказательства по делу не имеется.

 

Талон

Владикавказский городской отдел ОГПУ

Суржиков М.А. отпускается.

1931 г., февраль 23 дня. г. Владикавказ.»

После ареста моего отца в 1930 г. на мою мать, видимо, тоже было заведено дело или она боялась чего-то, но факт тот, что она уехала и много лет скрывалась. Её родители были обеспеченные люди, мой дед, которого я никогда не видела, был архитектором по мостам, а умер от голода.

Я никогда не слышала о моём отце что-то плохое. Моя мать и отец встретились в Чечне. Работали а Назрани, Хасавьюрте. Мать журналистка, позже учительница. По показаниям моего отца в протоколе «в частной внеслужебной жизни вёл скромный образ жизни», любил семью, поступил заочно на экономический факультет. Отец мой происходил от родителей крестьян. Моё рождение в 1926 г. было для них радостью. До сих пор не могу понять, как я оказалась лет в 5-6 в большой многодетной крестьянской семье. Много детей, хозяйка одна, добрый старик, наверное, её отец. Изба была старая бревенчатая, перекошенная. Русская печь, лавки. Мы, дети, спали на печи, на старых стёртых полушубках. Нас закрывала старая розоватая, дырявая, грязная занавеска. Там мы играли, не мешая взрослым, лузгали семечки из жаровни. У тётечки была корова бело-серая. Она доила её, сидя на табуретке, в ведро, наполовину наполненное водой. Я любила смотреть и слушать, как она ласково разговаривала с ней. В ясную солнечную погоду мы ходили со взрослыми на поле полоть просо, овёс от сорняка. До сих пор помню, как мы, маленькие и такие самостоятельные, топали ножками по пыльной дороге и, щебеча счастливыми разговорами, шли по дороге к своей делянке.

Но однажды ночью произошло то, что врезалось в память на всю жизнь. Мы спали, когда в дверь кто-то громко стал стучать и колотить, требуя отворить дверь. Поднялась паника, все в избе забегали, мы кричали и плакали, хозяйка голосила. Вошли «дядьки» в чёрных кожанках, их было много. Один вооруженный мужчина подошел к перекосившейся полке, коричневой от времени, и смёл всё на пол прикладом своей винтовки. Разбился горшочек, рассыпалась фасоль. А изба наполнилась незнакомыми мужиками с оружием. Вошедший в избу мужик говорит другому: «А он свою корову удавил – буряк ей засунул в горло». Корову вывели, тетечка в длинной холщёвой рубахе, с распущенными длинными волосами, босиком, бежала по замерзшей вязкой грязи, плача и крича: «Отдайте кормилицу!» Она хватала её за ноги, падая в бессилии, и всё кричала, кричала. Наутро всё стихло. Мы вышли из избы. День был серый. Дедушка такой красивый, с бородкой, ласково, с доброй улыбкой глядел на нас и надевал мешок на плечи. Я подняла голову и спросила: «Деда, ты куда?». «По миру пойду», - ответил он.

Настал 1934 год. Оперуполномоченный 3-го отдела НКВД сержант Госбезопасности Миркин, вступает в свою паскудную деятельность и пишет агентурные записки начальнику отдела НКВД Лаушкину. Он входит в доверие моего отца. Посещает его дом. У моего отца появляется женщина с сыном. На всём протяжении агентурных записок, она фигурирует под тремя фамилиями: Котенкова, Суржикова, Пеньковская.

Агентурная записка

Миркин.

Суржиков М.А. работает бухгалтером. Проживает по Бородинской,10, по слухам бывший белый офицер, подтвердила гр. Войтенко К.Г., проживающая по Золотнийскому пер. №4, рассказывает, что он, Суржиков М.А. в гражданскую войну, в момент отхода белых из города, пытался повесить мужа, гражданина Войтенко. Кроме того, Суржиков избивает свою супругу Котенкову и слышно было, как последняя кричала: «А хочешь, я тебя выдам?». Поэтому Горкомхозу надо избавиться от человека враждебно настроенного и имеющего концлагерное прошлое. 24/5-34 г.

 

Агентурная записка

Миркин.

Финансовый ревизор, происходящий из поляков, Валерий Ригардович Землянский, принятый на работу в сентябре месяце 1936г., шпион Владимиров, родственник Суржикова Михаила, Горбунов, бывший белогвардеец при армии Деникина, который пытался бежать, и задержан в Батуми. Всех их я видел на квартире у Суржикова. Они просматривали конфискованные журналы «Нева» за 1912, 1913, 1914, 1915 годы, со всеми портретами царей и генералов. Настаиваю заняться этими людьми, вскрыв им нутро и с корнем убрать с транспорта и изолировать. Землянский, Горбунов и Суржиков это люди старой закалки, враги Советской власти, притаившиеся, их надо переловить и убрать.

т. Миркин – переговорить с нач. 3 отд. УГВ НКВД Лаушкиным.

22/II-37 г.

Агентурная записка

Миркин.

Из наблюдений за Суржиковым Михаилом установил, что настроение явно фашистское. По словам жены Котенковой, Суржиков постоянно пьянствует, живёт с женой плохо, ежедневно бывают семейные ссоры. Котенкова говорит: «Он когда напьётся, заводит свой патефон, и уставится в него и всё на свете забывает». Что Суржиков на днях привёл какого-то босяка и они с ним пили и она предложила, чтобы подобных типов Суржиков не приводил.

 

Агентурная записка

Миркин.

Вчера, 28 апреля в седьмом часу вечера был на квартире Суржикова. Дома его не было. Жена его Таисия Яковлевна была занята печеньем бабок. Ей помогала мать Суржикова – Александра Ивановна. В шестом часу был так же на квартире старого мастера депо Белкина, его тоже не застал дома. На следующий день в шестом часу я снова зашел к Белкину, жена заявила, что он ещё не приходил с работы. В седьмом часу неожиданно пришел ко мне Суржиков с извинением, что не застал его дома. Сказал, что он без работы, его уволили как бывшего белого офицера, и он просил посодействовать об устройстве на любую работу. Я обещал. Спросил, будем ли отмечать праздник 2-го мая. Суржиков предложил с семьями пойти на Сапутскую будку. Я спросил, будет ли он на демонстрации 1-го мая. Михаил ответил: «Ни на какую демонстрацию он не пойдёт, а будет сидеть дома». Добавил что это советский трафарет празднования, а затем мне предложил пойти и выпить по одной кружке пива. Настроение у Михаила обычное, не падает духом.

29/IV – 37 г.

Агентурная записка

Миркин. 2/V-37 г.

Сегодня в 12 часов был на квартире Суржикова. Я спросил, что за похоронное настроение, а жена начала жаловаться на мужа, что он всё пьянствует, и опять вчера привёл каких-то босяков. Они насорили, ей пришлось мыть пол. Я спросил, что это за люди. Суржиков сказал – знакомые. На Сопутскую будку идти отказались, сказали, что это будет утомительно, и что жена сегодня приглашена к сотрудникам стеклотары и поэтому сейчас решила отдохнуть. Суржиков пошел меня проводить и по дороге сказал, что бывший начальник гарнизона Казницкий оказался троцкистом, и его отстранили от должности, и поэтому первомайский парад принимал Мелюнас. Я спросил, откуда это ему известно, но не получил ответа. Суржиков распрощался и пошел домой. Странный этот человек и не приятен он мне.

Миркин. Нач. отд. Лаушкин.

Протокол допроса

7 ноября Петрухин Николай Фомич.

1877 г. конюх завода стеклотары из крестьян бедняков. Суржикова знает с 1931 г., проживает в одном доме. О службе в белой армии Суржикова Михаила ничего не знает. Известно, что к Суржикову приходили люди, устраивали выпивку, засиживались допоздна. Политических взглядов особо за ним не наблюдал, но иногда в разговорах он бросал антисоветские фразы: «Вот подождите, наши придут».

Агентурная записка

Миркин. 2/IX – 37 г.

В выходной день 30 октября, утром, в десятом часу пришла ко мне на квартиру жена Суржикова и сообщила, что ночью НКВД арестовала ее мужа. Предварительно произведён обыск. На мой вопрос: «За что арестован?» - жена Котенкова (так же жена белогвардейского офицера, отступившего с белой армией за границу, Пеньковского Владимира) ответила, что не известно, что аресты сейчас производятся в массовом порядке. Добавила, что ещё накануне 29/Х говорил ей, что его арестуют, и что он ждёт этого. 25/Х я был на квартире Суржикова, он жаловался, что его как белогвардейца нигде не держат, что за это он был снят с работы, говорят о нём как о чужом эмигранте. Писали в местной газете, обсуждали на каком-то собрании, и что эти материалы хранятся у него в ящике обеденного стола, что он будет хранить их как вещественное неопровержимое доказательство гонения его при Советской власти. Говорил мне в присутствии Котенковой. Я просил его показать эти документы, но он сказал: «Следующий раз». Однажды, будучи выпивши, подрался с женой, а она сказала: «Я тебя выдам, всё равно выдам». В чем она хотела выдать, я не знаю.

Протокол допроса.

1937 г., ноябрь 15 дня, Орджоникидзе.

Я оперуполномоченный 3 отд. При Госбезопасности Миркин допросил в качестве свидетеля Воробьёва Константина Михайловича 1895 г. рождения.

Вопрос: Что известно о прошлом Суржикова?

Ответ: Суржиков является прапорщиком в царской армии.

Вопрос: Что известно о политических взглядах Суржикова?

Ответ: По своим взглядам является фашистом. Он злобно настроен против советской власти: говорил, что настроение фашистов это преддверие Мировой войны.

 

Справка

Суржиков Михаил Александрович 1896 г. рождения, уроженец Петровск-Порт (Махачкала) Дагестанской ССР б/б офицер Деникина в чине прапорщика снят с учёта 1924 г., был арестован 20/XI-30 г., проходил по следственному делу 3909, объявлен по статье 58 п.10 УК. Освобождён из под стражи 28/II-31 г. за недоказанностью дело прекратить.

 

Ордер №654

28 октября 1937 г. 3 отдела Миркину Суржиков М.А., ул. Бородинская, д.10.

Протокол обыска

1937 г. от 29 октября.

Я оперуполномоченный Черджини.

Отдел 654 произвёл обыск в присутствии Рабенидзе.

Опись вещей: Паспорт 2475 01

Профсоюзный билет 073644

Трудовая книжка

Военный билет.

Окончил 2 курса Харьковского университета. В 1916 г. окончил Московское военное Александрийское училище. С 1916г. состоит на учете по 35 военно… учётный… рядовой. В 1919 г. в Шерванском батальоне в чине подпоручика.

Каким репрессиям подвергался при Советской власти?

В 1921 особым отделом 2 армии был выслан в город Рязань, пробыл 1 год. Возвратился в Орджоникдзе.

Состав семьи.

Мать Суржикова Александра Ивановна 63 года.
Жена Пеньковская Таисия Яковлевна 37 лет.

Сын неродной Пеньковский Олег Владимирович 18 лет, учится в Киевском артучилище.

10 ноября 1937 г.

Протокол допроса

В Красной армии не служил. Я служил в действующей армии в Ширванском батальоне в должности младшего офицера, в чине подпоручика с февраля 1919 г. по февраль 1920 г. в г. Орджоникидзе. В феврале 20 числа эвакуирован с частью в Грузию. Жил в Батуми.

Вопрос: Чем занимался?

Ответ: В Батуми я жил как частный гражданин, работал корректором в газете «Батумская жизнь», в Советском консульстве сотрудником информационного отдела. В Батуми меньшевистской контрразведкой несколько раз арестовывался как сотрудник Советского консульства.

Вопрос: За что вы были высланы в Рязань, на какой срок?

Ответ: В феврале 1921 г. я был арестован при Батумском военкомате как б/б офицер. В апреле месяце был арестован особым отделом II армии и был выслан г. Рязань в концлагерь. Пробыл в концлагере до конца апреля, в 1922 г., в мае прибыл в Орджоникидзе, где был взят на особый учёт.

Вопрос: Кто ваши родственники, где проживают, кем работают?

Ответ: Родных братьев и сестёр у меня нет, имею двоюродного брата Медведева Александра Михайловича, работает в НКВД, в г. Грозном.

Медведев Виктор Михайлович – машинист паровоза, живёт в Грозном.

Медведев Владимир Михайлович работает инженером на ВРЗ в г. Орджоникидзе.

Вопрос: Вас арестовывали за активную агитацию?

Ответ: Я это отрицаю. Подобные обвинения я отвергаю. Больших показаний дать не могу.

Обвинительное заключение

Выписка из протокола №15

Заседание Тройки НКВД Северной Осетии

От 7 декабря 1937 г.

Слушали 15. Дело 3 отд. УГК НКВД №1008 28. по обвинению Суржикова Михаила Александровича 1896 г. рождения, б/б офицер, подпоручик обвинён в том, что является непримиримым врагом советской власти и будучи злобно к-р настроенным систематически вёл агитационную дискредитацию мероприятий партии и правительства. Вёл пораженческую пропаганду, восхвалял врагов народа и фашистскую Германию. Докладчик Миркин.

Постановили Суржикова Михаила Александровича расстрелять

Секретарь Тройки Славина Североосетинской АССР.

Выписка из акта

Постановлением тройки НКВД Североосетинской АССР

От 7/XII месяца 1937 г. о расстреле Суржикова М.А.

приведено в исполнение.

8/ XII 1937 г. в 20-00 часов

Жена – Пеньковская Таисия Яковлевна 1900 год.

Сын – Пеньковский Олег Владимирович 1919 год.

Заключение

В отношении Суржикова М.А.

Арестован 28 октября 1937 г.

Обвинялся в том, что систематически вёл

контрреволюционную агитацию.

Тройка НКВД Североосетинской АССР 7 декабря 1937 г.

постановила расстрелять. 8 декабря 1937 г. Статья не указана.