ЭПИЛОГ

Закончить свою книгу я могу, пожалуй, тем же самым, чем ее начал: я по-прежнему не могу понять, как могут психиатры пойти на такое преступление: помещать в психбольницы здоровых людей, подвергать их фармакологическим пыткам и издевательствам, а в довершение всего - после выписки - держать под постоянным напряжением угрозы новых госпитализаций. Уже здесь, на Западе, я встречался с психиатрами на III Всемирном Конгрессе по биопсихиатрии в Стокгольме.

Со многими из них беседовал, рассказывал им о режиме содержания, о взаимоотношениях с лечащими врачами, о психдиспансерах. Западные психиатры ахали, возмущались своими советскими коллегами - и тоже не могли понять, как и почему их советские коллеги идут на преступление. Хотел я на Конгрессе

 

поговорить и с советскими делегатами, чтобы в независимой кулуарной обстановке просто узнать их мнение: что можно сделать для предотвращения использования психиатрии в Совдепии в политических целях. Диалога не получилось.

Вот как реагировали дословно на мои попытки обсудить положение советских узников психиатрических больниц эти советские чиновники.

Николаев: Мне бы хотелось поговорить с вами, как с советским делегатом, о злоупотреблениях психиатрией в политических целях в Советском Союзе. Я сам подвергался психиатрическим репрессиям и знаю, что они реально существуют.

Морозов: К сожалению, я не могу с вами обсуждать эту проблему и ничем не могу быть вам полезным. Я нахожусь здесь от имени Всемирной Организации Здравоохранения. Так что вам лучше поговорить об этом с советскими делегатами.

Николаев: Но ведь во Всемирной Организации Здравоохранения вы представляете Советский Союз. Именно поэтому я хотел бы с вами конструктивно об этом поговорить. Разумеется, не для того, чтобы ругаться: «Вы, дескать, плохие, а мы - хорошие». Поговорить, если это, конечно, не отразится на вашей карьере. Я ведь все же - эмигрант.

Морозов: На моей карьере это никак не отразится. Но Всемирная Организация Здравоохранения - медицинская, а не политическая организация. И я приехал в Стокгольм для решения научных вопросов, а не политических. Нам дана инструкция уклоняться от всех политических вопросов и на них не отвечать. Не подумайте, что это инструкция из Москвы. Это инструкция от Всемирной Организации Здравоохранения. Если бы ко мне обратился кто-либо другой, то я бы не стал ему отвечать. Но для вас, как для соотечественника, я делаю исключение, чтобы вы представляли себе ситуацию. Тем более, что вы обратились ко мне не для того, чтобы ругаться.

Николаев: Могу ли я вам передать для советской делегации список жертв психиатрического террора в Советском Союзе?

Морозов (берет у меня материалы, подготовленные Международным обществом прав человека, и прячет их к себе в чемодан. В этом списке помещены имена 181 узника, томящихся в советских психбольницах по политическим причинам): Мы получили уже много таких материалов. Но я повторяю: я не представляю здесь Советский Союз. Я представляю здесь Всемирную Организацию Здравоохранения. Так что я, повторяю,

 

ничем не могу быть вам полезен. С этим вопросом обратитесь лучше к советским делегатам.

Тут Морозова от меня отозвали и продолжить беседу с ним мне не удалось.

В тот же день (это было 30 июня 1981 года) я побеседовал с советским делегатом Костандовым.

Николаев: Я хочу дать вам для советской делегации список лиц, находящихся в СССР в психбольницах по политическим причинам.

Костандов: Спасибо, не надо.

Николаев: А можно мне с вами поговорить о злоупотреблениях психиатрией в СССР в политических целях?

Костандов: Нет, нельзя, я с вами разговаривать не буду.

Николаев: Почему?

Костандов: Я приехал на научный конгресс, чтобы обсуждать здесь научные вопросы, а не политические.

Николаев: Но ведь злоупотребления психиатрией в СССР реально существуют.

Костандов: Я не компетентен решать эти вопросы. Я физиолог, а не психиатр. Обращайтесь к психиатрам. Пусть они этот вопрос с вами обсуждают. А я решать эти вопросы не могу. Я физиолог. Меня политика не интересует.

Николаев: Но ведь я сам подвергался психиатрическим репрессиям в Советском Союзе.

Костандов: Это меня не касается.

Николаев: И я приехал на конгресс в Стокгольм, чтобы информировать делегатов конгресса и общественность о злоупотреблениях психиатрией в Советском Союзе. Здесь я дал интервью газете «Svenska Dagbladet», в котором я заявил, что такие злоупотребления реально существуют.

Костандов: Ну - дали интервью, ну и дали. Ну - сказали, ну и сказали. А мое какое дело?

Сказавши это, Костандов отошел от меня.

Однако, несмотря на эти беседы с Костандовым и с Морозовым, конгресс по биопсихиатрии в Стокгольме не изгладится из моей памяти. Ведь на конгрессе я впервые увидел психиатров с человеческими лицами, которым не безразличны судьбы наших узников совести, узников советских психотюрем, которые ощущают на себе ответственность за то, что делают психиатры в Совдепии.

Сейчас, когда я пишу эти строки, - психиатрические репрессии в Совдепии продолжаются, а все члены разгромленной Ра-

 

бочей Комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях находятся в заключении. Но хочется верить в то, что этот психиатрический ад для узников советских психотюрем кончится, а советские психиатры-коммунисты - виновники этих злоупотреблений - сполна за свои преступления получат.

Москва 1978 - Мюнхен 1982