- 15 -

"Штирлиц "

 

Я спросил почему мне назначили такую лошади-

 

- 16 -

ную дозу аминазина. Он ответил, что меня надо лечить, потому что я совершил большую подлость против народа.

- А вы здесь защищаете интересы народа?

- Да, - ответил врач, - а как же, мы - патриоты. Мы обязаны защищать народ от вас -отщепенцев и предателей.

- Полицейские функции входят в обязанности врача? - спросил я.

- У нас нет полиции, - был ответ, - но мы стоим на страже Закона.

- И как же "стоите на страже", со шприцом?

- Не только, - пояснил врач, - у нас есть и кулазин + и автоматы...

-...и атомные бомбы, - добавил я.

Так я познакомился со своим палачом, капитаном МВД Зеленеевым, выдающим себя за врача-психиатра.

Альберт Зеленеев был 40-летним, чуть сутулым, крупным большеносым мужчиной, скорее похожим на слесаря-пьянчугу, чем на врача. Его взгляды - довольно странная смесь из сталинизма, сентиментального патриотизма, ненависти к Западу и презрения к "брежневской команде". Почти слезливые и подобострастные до холуйства рассуждения о Сталине и сталинцах перемежались у него со злобным осуждением "либеральных ревизионистов" из окружения Брежнева. Зеленеев не видел теперь "порядка". /"Это ж надо додуматься - врагов в больницы класть! Дай мне приказ, я б тебя лично расстрелял!"/

 


+ Мордобой /жарг. тюремщиков; термин образован по аналогии с аминазином/.

 

- 17 -

Почему терпят Солженицына? Как могли такого врага отпустить? Почему не расстреляли? А что с Сахаровым нянчатся? Сталин вот не посмотрел даже на Бухарина и Тухачевского. Враг - значит к стенке! - такова философия Зеленеева.

Я удивлялся, почему такой упырь в образе человека - не член партии. И однажды спросил его об этом. Зеленеев посмотрел на дверь /чего-то все ж боится/ и ткнул пальцем на лист календаря "11 сентября". Это было через год после переворота генерала Пиночета в Чили.

Как и все негодяи, Зеленеев был трусом. Я останавливал его прыть угрозами "сообщить о его зверствах по Голосу Америки". Ян Крыль-ский запугал его смертельно тем, что как только вырвется с вязок, отрубит ему голову топором. Анатолий Хансов поймал Зеленеева в уборной и был готов утопить его в фекалиях. Во всех этих случаях Зеленеев трусливо отступал.

О фашизме Зеленеев отзывался отрицательно, и сильно обижался, когда его называли "фашистом". Он понимал это буквально и сразу сообщал, что он - еврей. Когда же уголовники обзывали его "жидом", то Зеленеев снова обижался и говорил, что он ненавидит "жидов" и что он "чисто-русский". При этом он даже сентиментально вспоминал, как в войну немцы кормили его шоколадом. Воспоминания о немецком шоколаде, видимо, неудержимо тянули Зелене-ева к экрану телевизора, когда там показывали фильм "Семнадцать мгновений весны". Зелене-ев буквально бросал все и не отходил от телевизора, пока не закончится очередной анекдот о разведчике Штирлице. За это и персонал и больные прозвали Альберта Зеленеева "Штир-лицом". Ему очень нравилось это прозвище, и он весьма им гордился.

По слухам, Зеленеев был отчислен из мединститута в Смоленске за неуспеваемость, но по-

 

- 18 -

лучил диплом благодаря связям с КГБ. Почти 15 лет он сотрудничает с чекистами, числясь "внештатным сотрудником КГБ" в Сычёвке. Он уже 10 лет начальник отделения. Женился на медсестре. У него автомобиль "москвич". А отец его был репрессирован в годы Великой Чистки за свои занятия эсперанто.

Зеленеев неплохо устроился в Сычёвке. Работой он себя не обременяет, обходов вообще не делает. Если он и приходит на работу, то озабочен больше разгадыванием кроссвордов или мучительными раздумьями о том, где достать дрова или куда выгоднее съездить за мясом - в Москву или в Белоруссию?

 

Крики больных его раздражают. Когда бьют больного ногами вблизи его кабинета, он, после некоторого раздумья, выходит в коридор и повелевает "убрать" избиваемого. Больной обычно вопит, и с надеждой взирает на "доктора", но "доктор" быстро прячется в свою конуру, нажимает кнопку и вызывает старшую сестру.