ОХОТА
Лучшим временем охоты является, конечно же, осень, особенно осень у нас, на Крайнем Севере. Очень часто в последних числах августа или в начале сентября дождь обязательно переходит в ранний снег и тогда среди пернатого мира начинается целый переполох.
Перелетные птицы весь день и ночь носятся над водой, наполняя все кругом шумом крыльев и тревожными криками. Особенно громко, ни на минуту не переставая, кричали гуси. Крик их для человеческого уха кажется бестолковым, но всегда тревожным и тоскливым. Утки летают молча и выдают себя только свистом крыльев да иногда резким, похожим на разрыв хлопушки, звуком.
Лебеди, как и гуси, тоже часто кричат, но крик их как-то всегда кажется более далеким, осмысленным и музыкально-мелодичным.
Как-то в такую вот погоду мы, несколько охотников с прииска Утиный, с нетерпением ждали субботы и были уверены, что будет хорошая охота. Но в день выезда погода вдруг испортилась. До этого почти три дня шел дождь со снегом, а за несколько часов до нашего отъезда прекратился. Тяжелые, скрывавшие сопки облака начали сереть, дробиться, подниматься все выше и двигаться на запад вслед за уходящим туда солнцем.
Когда мы, пять охотников, приехали на берег Колымы, солнце уже скрылось за самой высокой сопкой. Небо было почти чистым, холодным и далеким, а через непродолжительное время появились неяркие северные звезды. Все это обещало завтра солнечный и по осеннему прохладный день, а ночью можно было ждать заморозков. По приезде мы еще успели быть недолгими свидетелями последних криков птиц, улетавших в разные стороны на склоны бесчисленных сопок, которые тесно жались к пойме реки. На сопках, в распадках и ключах всегда в это время было неистребимое количество брусники и голубики, которыми откармливается птица перед своей извечной далекой дорогой.
Неудачи этого вечера для нас были в том, что приехав на берег Колымы, мы не могли сесть на катер и плыть вверх по реке на вечернюю зорьку в хорошо известные нам места. Мы ходили по берегу не меньше двух часов и злились на в общем-то хорошего человека, главного инженера прииска Виктора Никитича Воронова. Случилось так, что когда мы уже сидели в кузове грузовой машины, оставив Виктору Никитичу, как старшему из нас, место в
кабине, его вдруг неожиданно для такого времени вызвал к телефону начальник Горнопромышленного управления Туркаев.
— Фу, черт, - выругался Виктор Никитич, собравшийся уже весть в машину. - Кажется, пути не будет. - Потом, подумав, сказал. - Ну ладно, вы, ребятки, поезжайте, а я на «козлике» подскочу
Мы уехали. Приехав на место, мы уже через полчаса начали тревожиться и пытались дозвониться в диспетчерскую, но телефон там все время был занят. Телефонистка на наш вопрос, говорит ли Виктор Никитич с управлением, отвечала, что да.
— Ну, а о чем они там? - спрашивали мы.
— Не могу сказать, - смеясь, отвечала машинистка. - Служебная тайна. Пусть Виктор Никитич вам сам все расскажет. Да я и не подслушиваю, о чем они там говорят.
— Ну, это положим, подслушиваете как миленькие, - сказал главный механик прииска после того, как положил трубку.
— Да-а! - сокрушенно тянули мы.
Такой долгий разговор, кажется, ничего хорошего нашему прииску не обещал.
— А что он от нас хочет? - сказал главный бухгалтер, имея в виду начальника управления. - Годовой план по золоту выполнили.
— Не по золоту, а по металлу №1, - улыбаясь, поправил главный маркшейдер.
— А, один черт. Все знают, что металл №1 это золото, а мы сделаем вид, что засекречено.
— Мы-то план выполнили, а вот Управление еще нет, - сказал я.
— Ну и что? Выполнит еще, - не унимался главный бухгалтер. Не было еще случая, чтобы наш дорогой начальник Управления да не выполнил плана. Сделает две-три облавы в поселке Ягодном, выловит всех снабженцев и «женихов», что приезжают в поселок, в управлении отберет паспорта и пошлет под конвоем на прииски. Таким макаром план ли будет «схвачен».
Выпалив все это одним махом, главный бухгалтер сам же дико расхохотался. Он всегда громче всех и дольше всех смеялся над тем, что сам рассказывал.
Пока мы так стояли и гадали, о чем так долго говорит начальник управления с главным инженером, из домика, где был установлен телефон, вышел рабочий-грузчик и крикнул в нашу сторону,
— Звонили с прииска, сказали, что главный инженер выехал.
— Давно?
— Сказали уже, будет тому пол часа.
— Сколько, сколько? А ну повтори!
— Ну, тридцать минут, - сказал рабочий и ушел в домик.
— Ну, если полчаса, тогда он уже должен быть здесь. А может, по дороге искра в баллон ушла?
Сказав эту шоферскую остроту, Яворский снова захохотал, а потом крикнул «по коням!». Почему он любил повторять эту кавалерийскую команду, сказать трудно. В кавалерии он никогда не служил и насколько мне известно, верхом ездил один раз на дальнюю командировку в Эльген, откуда вернулся с перебинтованной головой, а лошадь привел на поводу.
— Пошли к катеру!
— А если не приедет? — как бы со стороны спросил начальник строительства Петр Евгеньевич Опрышко, которого все за глаза называли Петушок за его небольшой рост, острый нос и задиристый характер.
Петушок был наполовину глухой и из всего, что говорилось в последнюю минуту, он, может быть, только и расслышал дикий крик «по коням!»
— Да нет, приедет, - уже все мы хором кричали ему.
— Да слышу, что вы все так кричите, - вдруг обиделся Петушок. - Я вижу и без вас, что едет. - Показал в сторону темневшей за поселком рощей, которую чудом сохранили от порубок на дрова, распилочный и крепежный материал.
Там, на опушке рощи, мы увидели, как метались между стволов толстых тополей и лиственниц огни фар «козлика» Виктора Никитича. Потом огни вырвались из леса, осветили забор кон базы, потом домик зав складом и не сбавляя ходу на подъеме, помчались через полупустой поселок прямо к берегу реки. Когда «козлик» остановился, Виктор Никитич не спеша вылез из машины, потом вытащил ружье и, загадочно улыбаясь, посмотрел на нас, спросил:
— Ну, наверное, вы уже все знаете.
— Да нет, откуда же, - сказал я.
— Неужели Машка не сказала? (Машка - это одна из телефонисток на прииске).
— Нет, - смеясь ответили мы. - Кричит, служебная тайна. А потом еще, что не подслушивает.
— Значит, исправляется, - сказал Виктор Никитич. - Тогда пошли, по дороге все расскажу.
Взял я трубку и говорю: «Здравствуйте, товарищ полковник». А он: «Что думаете, герои, годовой план выполнили?» Я молчу. Он тоже молчит, только в трубку недобро дышит.
— Что у вас сегодня люди делают?
— Отдыхают. Рабочий день кончился.
— Ночная смена вышла?
— Нет. На завтра объявлен выходной.
— Надо работать, - слышу я в трубку. - Управление плана еще не выполнило. Мы здесь подсчитали ваши возможности и решили дать дополнительное задание - десять килограммов по металлу. Как думаете, реальное задание?
— Нет, - говорю.
— Как так нет, - заорал он так, что, наверное, трубку слюной забрызгал. - Почему нереальное? Думаешь, ты один инженер, а у меня здесь в отделе дураки сидят?
— Не знаю, - сказал я, - только открытые забои мы уже неделю как подмели, а пески из шахт оттаивать не успевают. Большой снос металла.
— А вы бы его на Ивана Архиповича переключили, - посоветовал главный маркшейдер. - Он начальник прииска, пусть с него Туркаев и спрашивает.
— Представь себе, Петрович, что переключил, - улыбнулся Виктор Никитич. - Да только он не сразу переключился. Сначала кричал, что мне звание горного инженера первого ранга еще не известно за что дали. Что ты, мол, меня к начальнику посылаешь, я знаю твоего начальника. Потом все-таки переключился на Ивана Архиповича. Правда, потом выяснилось, что хитрая Машка подключили Ивана Архиповича с самого начала так, что он все слышал. Потом еще минут сорок шел разнос. Но выходной мы с Иваном Архиповичем все-таки отстояли. Потом Туркаев обозвал нас своим излюбленным «бэздэльныкы» и повесил трубку. Потом мне пришлось идти в кабинет к Ивану Архиповичу. Решили, что против десяти килограммов золота мы еще по воюем, но все таки что-то брать придется. Поэтому считайте, что мы с вами годовой план еще не выполнили.
— Да-а, - протяжно сказал главный механик. - Зверь он зверь и есть. Электроэнергии все лето не давал, на движки посадил, а теперь еще дополнительное задание.
— Ну что ж, поехали, - скомандовал Виктор Никитич. - Об этом еще дома наговоримся. Да, а на вечернюю зорьку все-таки опоздали, - с сожалением сказал он.
— Какая уж тут вечерняя, - гаркнул Яворский, тут бы к утренней по спеть. И захохотал.
Катер «Утинец» давно стоял на плаву и Славка усиленно прогревал мотор. Славка - моторист катера, которого все называли Славка-капитан, чем он немало гордился и, может быть, в душе сравнивал себя с Костей-капитаном Погодина. За Славкой числилось два или три убийства.