Глава 10

Капитан Климов стал нашим

 

В один из февральских вечеров, часа через два после очередного обыска, мы с женой делали уборку в доме. Я подбирал с полу книги и расставлял их по полкам шкафа, а Зина возилась на кухне, убирая разбросанную посуду и продукты. В это время кто-то тихонько постучал в окно. Я открыл дверь. На пороге стоял Степанов.

- Пойдем, - сказал он, - поговорить надо.

К этому времени наши дома уже прослушивались. Мы вышли на улицу. Стоял морозный вечер, шел снег. Стоять во дворе и разговаривать было холодно, и мы пошли вниз по улице. Моя Люба нашла записную книжку кого-то из гэбэшников. По всей видимости ее обронили, когда отбирали рукопись со стихами. Люба хотела сохранить эту рукопись от конфискации. Она незаметно взяла тетрадь со стихами, хотела также незаметно выбросить ее во двор. Уже стояли сумерки. Люба вышла во двор, но во дворе стоял гэбэшник. Он увидел тетрадь, и набросился на Любу, чтобы отобрать эту тетрадь. Между ними завязалась борьба. На шум прибежал другой гэбэшник,

 

капитан Климов, который руководил этим обыском. По-видимому, кто-то из них и обронил эту записную книжку. Мы не заметили, как подошли к дому Степановых. Через час я уже ознакомился с этой записной книжкой. Книжка имела семьдесят страниц. Ее содержание было трудно разобрать, так как часть информации была зашифрована цифровыми кодами, другая часть - стенографическими символами, несколько страниц были исписаны сокращенными словами. После беглого ознакомления стало ясно, что КГБ получает информацию от осведомителей из нашей среды.

Я забрал записную книжку. Посмотрим, что будет дальше. Через несколько дней, поздно вечером, в окно дома Степановых кто-то постучал. Это был капитан Климов. Он I был одет в рабочую одежду, и Степанов сразу не узнал его.

- Владимир, мне нужно с тобой поговорить. Только, пожалуйста, не дома, твой дом прослушивается.

- В чем дело?

- Пожалуйста, отдай то, что ты нашел.

- Как это понимать? Что я должен отдать?

- Ты что действительно ничего не находил? Может дети что-нибудь нашли?

- Что это за провокация? Какие находки? Какое прослушивание дома? Решили в разведку поиграть, что ли? Я прошу больше ко мне не приходить, и не хочу ни о чем говорить. Это - провокация.

- Владимир, я прошу тебя, верни мне, что нашел, пожалуйста, ты же верующий. Я больше нигде не мог потерять, только у тебя в доме или во дворе.

После этого Степанов, как мы и договорились, отослал его ко мне.

- Кажется, Борис здесь что-то находил. Обратись к нему.

На следующий день, вечером Климов уже ехал в автобусе со мной, когда я возвращался с работы. Он

 

взглядом показал мне, чтобы я сошел с ним на остановке. Я вышел из автобуса, а он вышел не сразу, перед самым закрытием двери, так, что дверь его чуть не зажала. Он опять взглядом показал, чтобы я следовал за ним. Мы прошли метров сорок и завернули за угол дома. Это был безлюдный переулок.

- Продай то, что нашел.

- Что ты имеешь ввиду?

- Не надо со мной играть, мне же Степанов сказал, что ты нашел.

- Я тоже думаю, что нам играть не надо. Если хочешь, чтобы разговор был деловой, говори прямо.

- Хорошо, ты нашел мою служебную записную книжку. Я предлагаю тебе за нее деньги, 300 рублей!

- Мало.

- 500 рублей!

- Мало.

- Сколько тогда?

- Денег мне не надо. Помоги мне.

- В чем?

- Мне нужно знать кто в нашей среде работает на вас.

- Ты что, на предательство меня толкаешь? Я - офицер. Я присягу давал. Тебе одну услугу окажи, а ты шантажировать станешь, на всю жизнь запряжешь.

- Мне надо совсем немного. Ты знаешь, верующие не обманывают, слово держат.

- Вот, вот, я знаю, как ваши верующие слово держат.

- Меня как раз такие и интересуют, которых ты знаешь.

- Я присягу давал. Я не могу на это пойти.

- Ты уже все равно нарушил свою присягу. Торгуешься со мной за свою записную книжку. Иди сдавайся.

- Сдаваться не могу, тогда конец моей карьере.

- Это дело твое. Не хочешь, не надо. Впрочем, я не прошу у тебя выдавать государственную тайну, она мне не нужна. Единственная просьба, выдай агентов из нашей

 

среды. Вы же сами их презираете, потому что они предают своих же братьев, и готовы отправить в тюрьму любого. Я же знаю, что вы могли обещать им выезд за границу, деньги. А некоторых на чем-нибудь поймали и просто шантажируете, и люди из страха на вас работают. Если ты их выдашь, безопасность государства от этого никак не пострадает, а от тюрьмы кое-кого, возможно, спасешь.

- Да, - задумчиво сказал Климов, - крепко ты взял меня за глотку обеими руками. Я твою биографию знаю. Одногодки мы с тобой. Могли в детстве в одном классе учиться, друзьями быть могли. А вместо этого друг за другом охотимся.

Он замолчал. Я тоже молчал, давал ему выговориться.

- Если откровенно, то это мне совсем неприятно воевать против тебя, против верующих. Я же все себе не так представлял. Я шел в КГБ, думал Родину защищать буду, иностранных агентов разоблачать, против мафии бороться, а тут, вот видишь, как получается. Ну, ладно, все-таки я подумаю.

- Сколько нужно времени для этого?

- Два дня, но мне нужна гарантия, что моя книжка никуда не попадет.

- Гарантия - мое слово.

Мы договорились встретиться в Южном микрорайоне, в лесу.

- Как только сойдешь на последней остановке в Южном микрорайоне, - сказал я, - то двигайся по этой улице дальше, там, где кончаются дома, улица переходит в лесную дорогу, там я тебя увижу, и сам подойду.

Мы договорились встретиться в два часа, но я пришел на полтора часа раньше. Я забрался на противоположный склон и оттуда стал наблюдать, как приедет Климов, привезет ли его машина КГБ или он приедет автобусом, нет ли засады. Все-таки было опасно вербовать агента

 

КГБ, да и меня одолевали сомнения, может быть это провокация, может записную книжку подбросили, и тогда я могу получить уголовное обвинение, склонял к измене работника государственной безопасности, а это может кончится расстрелом.

Я сидел на склоне, скрываясь в кустах орешника, и осматривал окрестность, наблюдая в бинокль. Не заметив ничего подозрительного, я стал наблюдать за дорогой и за автобусной остановкой. Подошел автобус. Из него вышли несколько человек, которые не заинтересовали меня. Я снова принялся наблюдать за окрестностями, но не забывал просматривать и дорогу. Минут через двадцать подошел очередной автобус. Вышедшие люди разошлись в разные стороны, и только один пошел прямо по дороге. Я стал внимательно рассматривать его в бинокль. Это был Климов.

Я пришел раньше, в целях безопасности, чтобы упредить неожиданности. Мне казалось, что я был готов к опасности, но когда я увидел Климова, который появился раньше, чем на час, мне стало не по себе. Он шел по накатанной машинами дороге, дошел до места, где дорога переходила в лесную, остановился, и вдруг делал резкий прыжок от дороги, в кусты, и стал двигаться вдоль дороги, по кустам. Я понял, что он не хочет оставлять следы на снегу. Поднявшись наверх метров на пятьдесят, Климов остановился. Его закрывали кусты и деревья. Мне стало плохо видно его, но я, все-таки, рассмотрел в бинокль, что он прислонился к дереву и что-то достает из под куртки.

Мои нервы были напряжены. Одна догадка за другой проносились в голове. Что он достал из-под куртки? Автомат или обрез охотничьего ружья? Вместе с тем, у меня нарастало чувство, что я окружен со всех сторон. Инстинкт подсказывал мне уходить, пока не поздно, но

 

здравый смысл говорил во мне, чтобы я был спокоен. Климов постоял минут пять, и не поднимаясь выше, двинулся вдоль склона. Теперь он что-то нес в руке. Я уже не сомневался, что он вооружен. Потом он снова остановился и вдруг скрылся в густом орешнике. Я потерял его из виду. Я был окружен деревьями, которые скрывали моего врага, и казались мне в этот момент враждебными. Морозный ветер гудел по верхушкам деревьев, не давая услышать шаги. Я взял себя в руки и стал снова внимательно осматривать местность. Я решил спускаться к дороге и, не выходя на нее, понаблюдать, что будет делать Климов, тогда будет видно, встречаться с ним или нет. Я стал медленно спускаться, прячась в кустах и за деревьями. Мои ноги меня не слушались, в ногах появилась какая-то противная слабость. Усилием воли, толкал себя вниз. Не доходя метров двадцать до дороги, я остановился и стал наблюдать. Климов посматривал часы. Было двадцать минут третьего. Я решился на встречу. Вышел из-за деревьев и свистнул. Климов оглянулся и увидел меня. Я махнул рукой, чтобы он шел за мной. Мы немного поднялись по склону. Я остановился. Климов увидел у меня в руках бинокль и рассмеялся.

- Извини, но я хочу обыскать тебя, мало ли что ты мог притащить сюда, может быть у тебя оружие.

- Ну, обыскивай.

Климов распахнул куртку. На шее у него висел бинокль. Теперь мы смеялись оба.

- Ты принес записную книжку?

- Неужели ты думаешь, что я отдам тебе твою книжку, не проверив информацию. Мало ли что ты мне сейчас наговоришь. Твоя книжка в надежном месте, никто, кроме меня, ее не может взять.

- Хорошо, говори конкретно, что тебя интересует.

 

- Мне нужна оперативная информация о нас. Что власти намерены делать с нами? Кто находится под угрозой ареста? Кто работает на вас из нашей среды?

- О, сколько у тебя вопросов, а говорил только один. Смотрю я на тебя, Борис, и никак не могу понять, то ли ты фанатик, то ли авантюрист? Не обижайся, что я так говорю. Я имею ввиду это с положительной стороны. Но, все-таки, это ненормально смотрится. У нас тоже свои убеждения, но мы работаем не только ради своих убеждений. У нас очень высокая зарплата, большие льготы, в конце концов, мы работаем за награды, за звания, за должности. А ты, за что? Я знаю, что ты не дурак, и знаешь против чего идешь, на пути какой машины ты становишься, и какая страшная эта машина, сколько людей попало под зубья, и следов, и памяти от них не осталось. В конце концов, она переломит и тебя. Ты об этом хоть думаешь? И думаешь, куда ты меня втягиваешь?

- Вот, видишь, Алексей, ты сознаешь, что являешься одним из зубьев этой машины. Ты сам признал, что вас хорошо смазывают. Я знаю, что я могу попасть под зубья этой машины, но я делаю все, чтобы как можно меньше людей попало под эти зубья, а ты, наоборот. А награды здесь за эту работу я никакой не жду. Климов задумался. Долго смотрел себе под ноги. Иногда переводил свой взгляд на меня. И вдруг, сказал решительно:

- Я тебе сейчас не в обмен за книжку скажу. Не подумай, что ты меня завербовал - страшно ненавижу это слово - а просто... я же тоже человек. Агентов из вашей среды я знаю не всех, а только тех, с кем работаю, но я дам тебе адрес явочной квартиры, куда приходят агенты. Их не так много, как вы думаете, ты увидишь это. Но, каждый агент имеет своих информаторов или же своих агентов влияния, которые не подозревают, что выполняют нашу

 

волю и помогают нам. Через них мы узнаем информацию, распускаем слухи, которые нам выгодно в вашей среде. У каждого агента есть свой день и час, они работают по расписанию, и никогда не встречаются друг с другом, и не знают, что работают на одного хозяина.

- Ты можешь назвать честных людей, а я буду их считать агентами. Давай сделаем так: когда ты выходишь на связь со своим агентом, который дает информацию, что в твоей книжке?

- По четвергам. Мне нужно узнать от него, кто фотографировал разбитый дом Чуприной? Нам очень невыгодно, если эта фотография попадет на Запад. Я должен дать задание агенту, узнать об этом.

- Значит, это будет через два дня. Направь этого агента к Патрушеву, и чтобы он был у Патрушева в пятницу вечером. Если он придет и будет интересоваться этим вопросом, я сразу после этого отдам тебе книжку.

- Хорошо, - согласился Климов и продолжал, - по поводу арестов из вашей среды, я ничего не знаю. Вы все числитесь за Москвой, и только Москва решает кого арестовать. Вы вышли из нашей компетенции. Если бы за границей о вас не знали, мы бы могли арестовать из вас любого на наше усмотрение.

По поводу выезда за границу, списки всех, кто подал заявление на выезд по религиозным мотивам, имеются во всех ОВИРах, по всей территории Советского Союза, в каждой республике, в каждой области, в каждом городе, в каждом районе. И никто, кто значится в этих списках, не уедет ни под каким предлогом, ни по воссоединению семей, ни по израильскому приглашению, ни по какому другому. И, насколько я знаю, это будет в течение десяти лет.

В этот промежуток будут выпускать только тех, кто нам нужен там, потому что выпустив вас, Советский Союз этим самым признает, что у нас нет свободы

 

вероисповедания.

Климов замолчал, глубоко вдохнул морозный воздух, посмотрел вверх, потом по сторонам, на окружающие сопки. Он что-то еще хотел сказать, но не решался. Я не подталкивал его на это. Климов вдруг посмотрел мне в глаза:

- Со мной связи больше не ищи и ни в коем разе не звони.

В будущем, если будет важная информация, и я посчитаю нужной ее тебе передать, я найду способ, как это сделать. За все контакты с каждым из вас я обязан писать отчет. Я должен сообщать, для чего я встречался и о чем разговаривал. Знает ли кто о наших контакты?

- Никто не знает.

- А Зина знает?

- Нет, и Зина не знает.

- Запомни, если это выйдет, то это может погубить нас обоих.

 

На следующей неделе мы уже знали нескольких агентов. Я сдержал свое слово, отдал записную книжку и больше не спрашивал Климова ни о чем, но он сам впоследствии оказал мне несколько услуг и давал информацию о планах КГБ.

В июне 1978 года я собирался ехать на встречу с адвентистами. Они имели печать, а у нас не было своего печатного органа. Мы не имели ничего, кроме печатных машинок. В это время нас поддерживало уже свыше десяти тысяч христиан по всему Советскому Союзу, и нам просто необходимо было иметь свою печать. Я должен был встретиться с лидерами адвентистов в Москве и вести переговоры с ними по этому вопросу. В этот раз меня должен был сопровождать Тимофей Прокопчик, надежный человек, уже отбывший срок заключения в Советских лагерях, и, несмотря на то, что

 

он был совсем молод, он уже был членом церковного совета.

Я стал искать себе замену, чувствовал, что на свободе мне осталось быть недолго, и стал привлекать к делу, кроме Прокопчика, Сергея Онищенко и Виталия Истомина. Все они моложе меня, но все, люди надежные. Был разработан следующий маршрут: на машине нас должны были довезти до Партизанка, это в шестидесяти километрах от Находки. Там нас должен был ждать человек на перроне вокзала с билетами на поезд до Хабаровска. Мы должны были подъехать точно к отправлению поезда, взять у этого человека билеты и ехать в Хабаровск. В Хабаровске мы должны были купить билеты на самолет до Москвы. Это был другой край, он был не в компетенции Приморского краевого управления.

За несколько дней до намеченной поездки ко мне на работу приехал Рудницкий. Прямо во время работы мен увезли в управление КГБ для допроса по делу Щаранского. Меня завели в кабинет. Там сидел Климов и незнакомый мне человек в штатском.

- Старший следователь по особо важным делам подполковник Кузьмин, - представился он. Через два года Кузьмин стал моим следователем, а сейчас его интересовала информация о Щаранском.

- Щаранского я знаю как честного, мужественного человека. Он - жертва КГБ. Вот и все, что я могу сказать о нем.

- Так и записывать?

- Так и записывайте.

В такой форме мы препирались около часа. Кузьмин понял бессмысленность нашего разговора и сказал:

- Мне телеграфировали допросить тебя по этому поводу. Я так и сообщу, как ты себя вел. Проведите его на выход сказал он, обращаясь к Климову.

 

Мы вышли в коридор.

- Вызовите машину, пожалуйста, - сказал Климов дежурному в окошко.

Гараж КГБ находится метрах в пятидесяти ниже по улице.

Когда массивная дверь плавно захлопнулась за нами, Климов посмотрел по сторонам. Машина еще не подошла. Он тихо сказал:

- Мы знаем, что ты собираешься ехать на встречу с адвентистами. Правда не знаем, как ты будешь ехать и зачем, но знай, что во всех аэропортах Приморского и Хабаровского края есть твоя фамилия и фотография. Кругом все блокировано. Это информация не из Находки, это информация от агентов из среды адвентистов. Если будешь лететь самолетом, то не ближе, как за Хабаровском. И еще предупреждаю, бойся Рудницкого. Это - зверь. Он способен на все, даже на убийство. Никогда не езди один. Я это не просто говорю.

В это время подъехала машина.

- Отвезите его на работу, - распорядился Климов. Я полностью изменил маршрут, не ставя никого в известность, чтобы в случае провала, никого не подозревать.

Мы благополучно добрались до места, но встреча с адвентистами не состоялась. Они не явились в назначенное место. А через несколько дней я узнал, что у них начались провалы. У них было разгромлено несколько типографий, и начались аресты. Через несколько месяцев после этих событий был арестован их глава, Владимир Шелков, который через год погиб в тюрьме.

Адвентистское подпольное движение почти прекратило свое существование. Климов был прав. Среди адвентистов было много секретных агентов КГБ, и даже зять Шелкова был завербован и был секретным агентом КГБ.