В семь часов утра я, как обычно, отправился на Сталинградский тракторный завод, где работал заместителем начальника четвертого отделения механосборочного цеха.

Обойдя все участки производства и ознакомившись с ходом дел и настроением людей, к десяти часам дня я вошел в свой кабинет. Занялся бумагами, и не заметил как вошел заместитель начальника цеха товарищ Бедтин М. Ф. Он поздравил меня с успешным выполнением годового задания, пожелал успехов в дальнейшей работе. Слух о выполнении плана быстро разлетелся по отделению и у всех было приподнятое настроение.

И вот — телефонный звонок. Меня просили срочно зайти в партийный комитет завода. В это время я учился в школе марксизма-ленинизма, вел кружок и поэтому в парткоме был разговор о направлении меня в Москву в институт марксизма-ленинизма.

Солнечное январское утро бодрило меня. Я шел оживленно думая, что, наверное, придется собираться в командировку в столицу.

И вот я в приемной. Шло заседание бюро. Вскоре пригласили меня. Не успел оглядеть присутствующих, как на меня словесным потоком брани набросился секретарь парткома Чунихин. Размахивая руками и брюзжа слюной, он начал называть меня врагом народа, троцкистом, предателем. От всего этого я очумел, потерял дар речи. Потом потребовали партбилет и вытолкали за двери.

Оказавшись на улице, за воротами завода, я вдруг почувствовал весь ужас случившегося. Все мне казалось чужим. На завод я больше не пошел, а направился домой.

Дома меня в этот час не ждали и были удивлены. В нескольких словах я объяснил что произошло, и все были поражены.

В партии я был активистом, знал многих работников райкома, горкома и крайкома (в то время Сталинград был краевым центром). На следующий день пошел к этим людям рассказать о случившемся. Но меня нигде не принимали, боялись, я был словно прокаженный. И только жена, моя верная подруга жизни, оставалась со мной. Вместе с ней мы направились к моему дяде, потом к тетке, где нас встретили с пониманием и сочуствием.

 

Было уже около трех часов ночи, когда мы с супругой возвращались домой. На улицах — безлюдно, тишина. В окнах нашей квартиры горел свет. Войдя в нее мы увидели двух молодых незнакомых нам людей. Они предъявили документы на обыск и мой арест. Началась страшная картина уничтожения семьи, семейного очага. Простившись с матерью и спящими детишками, я вышел вместе с парнями на улицу. Меня посадили в стоявшую у подъезда машину и куда-то повезли...