ВОТ ПРИЕДЕТ МАРШАЛ ЖУКОВ

 

Было это уже после Победы. Полки нашей 48-й стрелковой дивизии расположились в городе Болте, на окраине Одесской области. Такая радость — мы снова дома, на родной земле. Мир, покой. Хотя кругом — следы войны: разбито, разрушено, сожжено полгорода. Взводами и ротами исправляем, ремонтируем, приводим в человеческий вид скотные дворы, сараи — наши новые казармы.

На нары, покрытые тростниковой трухой, подстилаем две шинели, впритирку ложимся впятером и тремя шинелями накрываемся. Через дыры в крыше порошит снег, залетают галки и вороны. Замерзшую воду в бочках для умывания пробиваем посиневшими кулаками. На всю дивизию одна «буржуйка».

Но все мы были счастливы Победой. Нам было тепло на родной земле, нас согревали молодость, мечты и надежды на скорую встречу с родными и любимыми.

 

Не ударить в грязь лицом!

В конце весны 1946 года мы узнали сногсшибательную новость: командовать Одесским военным округом (нашим!) назначен маршал Жуков. Ну да, тот самый, непобедимый и великий Жуков, который громил фашистов на всех фронтах, куда бы его ни послал Главнокомандующий Сталин.

Многие просто радовались: будем, мол, служить под началом самого Жукова. А некоторые опасно задумывались: а не слишком ли низкий пост дали в мирное время великому полководцу? Что же это — с самого верху да на самый маленький военный округ в Союзе? Что-то здесь не так.

Мозги расползались, но правильного ответа не находили. Спрашивали своих командиров и политработников, но получали нелепый ответ: «Да ведь надо же кому-то командовать округом!» Солдаты шушукались потихоньку парами, а больше помалкивали, потому что время было такое — разговорчивых не любили. Разговорчивыми и любопытными интересовалось НКВД.

Перестроечное и последующее время просветило нас. Открылись государственные тайники, и мы узнали, что по велению Сталина Жуков был снят со всех постов и отправлен в Одессу — с глаз долой! В ссылку! Главному мяснику страны Лаврентию Берии, скрупулезно собиравшему компромат на Жукова, не давали спать зависть и злоба к славе удачливого маршала. Да и Сталину эта слава была не по сердцу.

За первой новостью последовала другая, не менее интересная: к нам, в Балту, в 48-ю дивизию вот-вот должен приехать командующий округом маршал Жуков. Дивизия жужжала: «Жуков, Жуков, приезжает Жуков!» Командование больше всего беспокоило — как встретить почетного гостя, не опозориться бы.

Во все времена и всюду в России (а в советские времена особенно) самое большое внимание и самые большие усилия уделялись встрече начальства. Не вдарить в грязь лицом! В первую очередь взялись за нас, солдат и младший командный состав — поднять на небывалую высоту боевую и политическую подготовку. И пошло-поехало. Только и слышалось на каждом шагу:

— Па-ачему воротничок расстегнут?! Разговорчики в строю! Наряд вне очереди!

Мы, может, и в самом деле немного разболтались после войны. Да и дисциплина, конечно, в армии должна быть. Но разумная, а

 

за нас уж больно круто взялись. Порядок и чистота наводились до стерильности. Скребли, вымывали, подметали, Целым отделением гонялись за какой-нибудь соринкой-пушинкой. Готовились встретить Жукова.

 

Три буквы на белом с золотом

В один прекрасный день недалеко от столовой был выставлен для обозрения большущий, отлично выполненный сухой кистью портрет Сталина. Изумительно прорисованное лицо вождя улыбалось с милой хитрецой, две звезды на белоснежном кителе отливали золотом.

Все восхищались работой художника: «Лихо! Молодец!» Портрету надлежало поднимать боевой дух солдат. Так же, как и песне. С песней мы вставали, с песней ложились, шли на плац и в столовую. Готовились к встрече с маршалом Жуковым.

Однажды утром, проходя строем мимо портрета возле столовой, солдаты резко оборвали песню, ахнули и прикрыли рты. Какой-то пакостной рукой с захватом во всю пятерню по белейшему кителю аршинными буквами было намалевано известное слово из трех букв. Увидев, все быстро отворачивались, боясь что-нибудь сказать.

«Смельчак!» — думал кто-то. «Мерзавец!» — наверное, думал кто-то другой. Но все молчали. Попахивало здесь не просто хулиганством, а политической статьей.

Весь день помнилось о неприятном происшествии. А когда к вечеру солдаты возвращались с учебного полигона в казармы, то снова ахнули: портрет стоял чистенький, со всеми звездами, усами и улыбкой, словно над ним свершилось чудо. Только чуда не было. Мудрое полковое начальство быстро сообразило, чем может обернуться такой казус. И быстренько заставило художника еще быстрей нарисовать новый портрет Генералиссимуса. Виновника искать не стали. Хорошо, что в тот день не приехал к нам товарищ Жуков.

 

Наезд по-жуковски

Лето 1946 года выдалось небывало жаркое. По всей Украине установилась неслыханная засуха. Поля и огороды выгорели. Начался голод. Как выдерживало население, только Бог знает. Сол-

 

датский паек был скуден до предела. Многих ребят мучили носовые кровотечения — малокровие.

Шло время. Вот уже и лето кончалось. Разговоры о приезде маршала Жукова слышались все реже. А осенью и вовсе все успокоились: стало быть, напрасные хлопоты. Жизнь армейская шла своим чередом: строевая, огневая, политическая подготовка, изнурительные наряды, построения.

Вот уже и зима. Запорхали первые снежинки, приударил морозец. И вдруг однажды утром команда:

— Подъе-ем! Жуков приехал! Жуков!

Полетели вверх шинели. С невероятной скоростью мотались обмотки. Жуков приехал!

Первым делом Жуков на кухню нагрянул. От уха к уху щепоток пополз:

— Капитана Назарова в лейтенанты шуганул... Растерялся капитан, не смог доложить как следует

Свой наезд командующий совершил в собственном стиле: по-жуковски внезапно и сверхточно. Маршал Жуков неумех не терпел и сердито наказывал. Даже своих штабных одесских офицеров безжалостно отправлял на гауптвахту, если в чем проштрафятся.

 

Стебель, гребенка, рукоятка

Как говорили потом, внезапная проверка боевых порядков батальонов, полков, нашей военной подготовки оставила у командующего округом хорошее впечатление. В одной из казарм, где появился Жуков со свитой, проходили занятия по огневой подготовке. Увидев высокое начальство, помкомвзвода скомандовал:

— Смирно! Товарищ Маршал Советского Союза, первый взвод второй роты третьего батальона триста первого стрелкового полка сорок восьмой гвардейской стрелковой Краснознаменной дивизии имени Калинина отрабатывает материальную часть трехлинейной винтовки образца 891 дробь 930 годов, а именно: стебель, гребень, рукоятку. Занятия ведет гвардии старший сержант Устименко.

Все это он выпалил единым духом без запинки. Жуков, слегка улыбнувшись, кивнул своим генералам:

— Учитесь! Вот как надо докладывать.

 

По тем временам и понятиям это действительно был отличный, рапорт.

Побывал Жуков и на стрельбище. Отличное мастерство ведения огня показал снайпер ефрейтор Петренко (кажется, Петренко, хотя с годами все подзабылось, могу и перепутать). Так вот Петренко из обыкновенной трехлинейки при норме 10—12 выстрелов в минуту умудрился сделать 52. Причем с положительным результатом в 85 процентов. Жуков был восхищен мастерством снайпера, пожал ему руку и подарил часы.

 

Как маршал солдату обедать мешал

Но особенно всем запомнился эпизод в столовой. Наш батальон заканчивал обед, когда вдруг открылась боковая дверь и с парами холодного воздуха, перешагнув порог, вошел маршал. «Жуков! Жуков!» — шепотом пронеслось по рядам столов. Обед забыт, застыли алюминиевые ложки. Все внимание вошедшему Жукову.

Среднего роста, в аккуратно подогнанной шинели, в фуражке, стройный, с приподнятым подбородком, Жуков твердым шагом повернул налево, к окошку выдачи пищи. Золотом поблескивали маршальские звезды на погонах.

Солдаты затаили дыхание. Остановился, обвел взглядом обедающих и — снова вперед. За ним шлейфом — генералы и офицеры в соответствии с рангом. Пара генералов — с блокнотами и карандашами наготове.

На пути маршала оказался стол для дежурных по столовой. За столом сидел, согнувшись, солдат. А правильнее сказать — солдатик. Маленький, в безразмерной шинели, перетянутой брезентовым ремнем. Сидел и расправлялся с обедом. Его белобрысая стриженая голова была едва видна из-за топорщившегося воротника шинели. Большие не по росту рукава явно мешали при еде. Но алюминиевая ложка мелькала со свистом, и казалось, что нет важнее дела для солдата, чем то, которое он выполнял в эти минуты.

Жуков подошел к солдату, молча поправил сползший с плеча погон, заткнул за ремень болтавшийся хлястик шинели, оглянулся на генералов и кивнул в сторону трудившегося солдата. Генералы что-то быстро зачеркали в блокнотах. Когда маршал стал поправлять торчащий воротник шинели, солдат дернул плечом: мол, не мешайте. Но Жуков не отступился — поправил, отвернул во-

 

ротник. Солдат за все время так и не взглянул на теребившего его маршала.

Обойдя и осмотрев столовую, командующий вместе со всей процессией вышел. Тотчас в столовую ворвался старшина и коршуном набросился на ничего не понимающего солдата: ах, ты, такой-сякой, разэтакий!

— Ну, что ты раскричался, старшина! Во всем этом ты виноват, а не солдат! — со всех сторон посыпались упреки ретивому старшине.

 

Домой с войны

За один день в нашей дивизии командующий Жуков побывал почти во всех углах и закоулках полков, рот, батальонов. Был на стрельбище, на учебном полигоне. Осмотрел казармы, штабы, клубное помещение, устроенное нами в полуразбитом домишке.

Жуков беседовал с солдатами с глазу на глаз, предварительно попросив офицеров выйти из казармы. Его интересовало все: и судьбы, и солдатское житье-бытье, и солдатский настрой.

— Через три месяца будете дома,— обрадовал нас, служивых, маршал.

Так впоследствии и случилось.

2003 г.