Предыстория

После оглашения приговора по делу Тихонова я впал в глубокую депрессию. Позор правосудия я воспринял как свой позор. Раньше такого со мной никогда не случалось. Когда в советские времена суд выносил незаконный, необоснованный и несправедливый приговор, а такое случалось нередко, я довольствовался тем, что мой подзащитный, его родня, все присутствовавшие на процессе и даже сами судьи видели и понимали — я сделал все возможное и зависящее от меня для защиты подсудимого, но... таково уж наше правосудие.

А на этот раз я чувствовал, что не оправдал надежд самого Тихонова, его родителей и даже тех представителей правозащитных организаций, которые следили за ходом процесса. У меня резко поднялось давление, я перестал спать, появились проблемы с сердцем и мозговым кровообращением. Врачи хотели уложить меня в клинику, но я решил попытаться справиться со своими болячками самостоятельно и поменять обстановку, съездив на пару недель к детям. Предстояло празднование миллениума, на начало января приходились еще дни рождения сына и внучки.

Билет взял на субботу, чтобы дети были свободны и могли меня встретить в Дюссельдорфе. Неожиданно узнаю, что они в субботу дежурят. Такого еще не бывало. Догадываюсь о сюрпризе. Так и есть. В аэропорту меня встречают внуки. Внуку недавно исполнилось восемнадцать лет, и ему купили старенький «Гольф». Фасонит страшно. По автобану держит все время 150—160 км. Но ведет машину прилично и смело. Слава Богу, в субботу на дороге автомобилей немного.

У крыльца дома ко мне бросаются дочь, сын и огромная собака. Я еле удерживаюсь на ногах. Стол уже накрыт, и мне разрешают лишь умыться с дороги.

В Германии заканчивается празднование Рождества. Еще звучат кое-где фанфары, а иногда раздаются звон литавр и грохот барабанов. На улицах мусороуборочные машины сгребают остатки потрепанных маскарадных атрибутов.

После обильного ужина усаживаюсь перед телевизором, чтобы посмотреть Nachrichten (ночные новости), надеясь увидеть сообщения из Москвы, но, увы, Москва немцев вроде больше не интересует.

Отмечаем Новый год дважды: по московскому и местному времени. Махнув рукой на телевидение, сын в соседней комнате пытается поймать Москву по русской службе радио «Свобода». Ровно в двадцать четыре часа слышу его радостный возглас: «Папа, папа, встань! Исполняют новый гимн!» Сын включает приемник на полную мощность. И— звучит старый гимн композитора Александрова. Споры о новом гимне я слышал еще в Москве, но надеялся, что Путин все же такого не допустит. Ведь под этот гимн погибли миллионы россиян.

Дочь понимает мое настроение: «Не огорчайся. Теперь будут другие слова». Но утешения нет. Кому мешала «Патриотическая песня» Глинки? Разве дело в словах? Тот же С.Михалков запросто перерифмует «дядю Степу» в «тетю Мотю». Боже мой! Значит, все-таки возвращаемся к старому. Ведь никакие новые слова ничего не изменят в душах людей. Хотя таких, как я, осталось немного, их потомки, вроде моих детей, помнят «Партия Ленина, партия Сталина нас от победы к победе ведет...». И привела к такой победе, при которой страна-победительница побирается с протянутой рукой у побежденной Германии.

Настроение испорчено окончательно, и я прошу дочь поменять мне дату выезда домой на более раннюю, хотя это нелегко и недешево.

В оставшиеся дни пытаюсь поймать по телевизору новости из России, которые раньше передавали довольно часто. Поймал только краткую информацию о неформальной поездке канцлера Шредера с супругой на день рождения Людмилы Путиной.

Бросается в глаза, что эта встреча совсем не похожа на встречи «друга Гельмута» с «другом Борисом». Шредер отличается от Коля не только комплекцией, но и манерой держаться с нашим президентом. Отчетливо видно: «Дружба — дружбой, а денежки врозь». Задолжали мы им немало, а отдавать не хочется и нечем. И инвестициям их в российскую экономику, наверное, конец. Тем более что все официальные заверения в продолжении реформ и подъеме

экономики, которые мы слышим из уст высокопоставленных чиновников, звучат неубедительно и опровергаются нашими же делами. Давать нам инвестиции на строительство новых атомных подводных лодок и ракет с разделяющимися боеголовками — дураков нет. Тем более на войну в Чечне.

Хотя, черт его знает, ведь их инвестиции, в конце концов, оказываются в кармане у них самих и работают на них же!

В самолете Аэрофлота на обратном пути я набросился на свежие московские газеты. История с арестом, последующим освобождением и прекращением уголовного дела Гусинского, а затем его выездом из страны, повторным возбуждением уголовного дела, выдачей международного ордера на его задержание и экстрадицию ошеломляет. Неоднократные «наезды» на офис холдинга «Медиа-мост», вызовы на допросы сотрудников холдинга и программы НТВ. Невнятные объяснения сотрудников Генпрокуратуры, а также министра печати Лесина поражают циничностью и юридической безграмотностью.

За многие годы своей адвокатской практики такого наглого беспредела я еще не встречал. Чтобы прокуратура вмешивалась в обычный гражданский спор между двумя хозяйствующими субъектами? Мне было просто жалко нашего президента, когда он, оказавшись в Испании с официальным визитом, пытался отделаться от назойливых вопросов иностранных корреспондентов по поводу этого дела.

Ранее весь мир обошла его усмешка и странный ответ в Америке на вопрос, что случилось с нашей печально знаменитой подлодкой «Курск»: «Ничего не случилось. Утонула». Еще более смешным (а смех-то сквозь слезы) выглядел его ответ иностранным корреспондентам в Испании по делу Гусинского: «Я не в курсе дела. Генеральный прокурор мне не подчиняется. А связаться с ним по телефону мне не удалось».

Его ссылки на независимость Генерального прокурора вызывают у меня воспоминания о деле журналиста Андрея Бабицкого. Президент тогда тоже говорил о независимости прокуратуры, но все-таки счел возможным выразить при этом свое личное мнение об отсутствии оснований для содержания А.Бабицкого под стражей. И его «личного мнения» оказалось достаточно для того, что-

бы журналист на следующий день был освобожден из-под стражи. Правда, само освобождение его состоялось весьма необычно. Наша доблестная прокуратура «обменяла» его на двоих федеральных военнослужащих, содержавшихся якобы в плену у бандитов. Эти бандиты выглядели очень странно и вскоре попытались переправить Бабицкого за границу по подложному паспорту, что дало основания той же прокуратуре предъявить ему новое обвинение. Но это уже другая тема.

Стоит ли сейчас удивляться мнению общественности, что дело Гусинского (как и дело Бабицкого) — это «наезд» не на них лично, а на свободу слова и независимость СМИ вообще? Ведь ни одни ЗМИ у нас, кроме тех, что принадлежат «Медиа-мосту», не осмеивались критиковать президента.

Как не вспомнить слова Суслова, настаивавшего в свое время на оккупации Чехословакии, когда А.Дубчек отменил цензуру? Отмена цензуры — это первая предпосылка к падению власти коммунистов. Суслов-то в этом разбирался.

Состояние нашей судебной системы вызывает у меня, видавшего виды адвоката, уныние.

По-прежнему действует «телефонное право». Ярким примером тому может служить нашумевшее дело Тамары Рохлиной. Любой телезритель, кто видел программу Н.Николаева «Независимое расследование» и следил за публикациями в прессе по этому делу, понимает, что убийство генерала Рохлина было «заказным».

Тамару Рохлину, прожившую достойно и в полном согласии с мужем 34 нелегких года, прошедшую с ним путь от верной подруги лейтенанта до вдовы генерала, осудили за убийство «из личных неприязненных отношений» на 8 лет лишения свободы, чтобы скрыть истинных убийц. Зачем? Почему? Кому это надо?

Я читал приговор по ее делу. Сплошная несуразность. Даже «подправить» фактические обстоятельства дела не потрудились. Просто «суд считает», что одни свидетели — родные и друзья — давали ложные показания, стараясь облегчить ее участь, а другие свидетели, которые тоже подтверждали ее версию о заказном убийстве, «заблуждаются», так как редко с ней общались.

Я настолько был возмущен этим приговором, что написал статью «Не виноватая она, не виноватая!», но ни одна газета не осмелилась ее напечатать. А заканчивалась моя статья предположением, что незаконный и суровый приговор вынесен ей специально, чтобы власть имела возможность проявить свое благородство и помиловать ее. И мое предположение тут же оправдалось.

Уполномоченный по правам человека при Президенте не поленился специально съездить к Рохлиной в колонию, чтобы уговорить ее признать свою вину и просить о помиловании. Вот так бы он по другим делам путешествовал! А потом Мособлсуд, проявив «гуманность», снизил ей срок до четырех лет. Надеюсь, что этим ее дело не закончится и адвокаты, ее защищавшие, добьются в конце концов ее реабилитации.

Продолжает удивлять и угнетать меня и развитие дела Гусинского.

Первый зам. Генерального прокурора В.Колмогоров самолично выехал в Испанию, чтобы усилить давление на суд и добиться экстрадиции Гусинского. По утверждению своего начальника, привез суду много дополнительных материалов, подтверждающих обвинение Гусинского в мошенничестве. А сам Колмогоров, осознав, видимо, бесполезность своих потуг, заявил журналистам, что приехал просто по приглашению нашего посла. И ведь глазом не моргнул перед телекамерами. (Об Устинове этого сказать нельзя — он в камеры не смотрит.) Правда, в следующем интервью В.Колмогоров, забыв, что приехал в Испанию только в гости, резко критиковал НТВ, заявив, что если бы это зависело от него, то зловредный канал давно бы закрыли. Как они смеют, например, вещать, что его из далекой Якутии перетащил в Генеральную прокуратуру ни кто иной, как П.П.Бородин?

Что же это такое творится? Или наш народ совсем уже за быдло считают?

А какой шум подняли, когда по международному ордеру швейцарского следователя, официально оформленному в Интерполе, в Нью-Йорке задержали П.П.Бородина, уважаемого всей верхушкой и особенно В.Колмогоровым. Как посмели?! МИД России шлет ноты. Посол и консул России в Нью-Йорке предлагают залог с «кольцеванием» Бородина, только чтобы ему разре-

шили находиться в здании нашего посольства. Президент Белоруссии Лукашенко объявляет эту акцию со стороны США — политической провокацией. А Жириновский организует перед зданием швейцарского посольства оргию с танцами и сжиганием чучел швейцарских гномов. И требует, пока не выпустят Бородина, арестовать аж десять американцев в Москве.

И не понимают ни руководители Генеральной прокуратуры, ни мидовцы, ни «заслуженный юрист республики», что своей наглостью и юридической безграмотностью они только усугубляют положение Бородина!

В связи с этим небезынтересно вспомнить дело нашего предпринимателя Михайлова (известного под кличкой Михась), в которое, кроме адвокатов, никто не вмешивался (если только не верить слухам, что наше МВД подбрасывало материалы против него). Михайлов давно на свободе. И получил от Швейцарии неплохую компенсацию за его незаконное содержание под стражей.

Нет, история, видимо, нас ничему не учит. Правовой нигилизм и чванливость (мягко выражаясь) укоренились в сознании нашей прокуратуры давно и надолго. И пренебрежительное отношение к адвокатуре тоже накрепко засело в мозгах руководителей нашей юстиции.

Ведь одними из первых декретов Советской власти были декреты о суде, которыми адвокатура была ликвидирована как классово чуждая пролетариату корпорация. А восстановление ее в СССР можно считать лишь попыткой внушить мировой общественности, да и нашему народу: защита обвиняемых у нас все-таки существует. Вспомним, что советской власти удалось заморочить голову даже таким людям, как Лион Фейхтвангер и Анри Барбюс, которые поверили Сталину, что его репрессии были обоснованными.

И лишь теперь мы начинаем с трудом и явно нехотя вспоминать о независимости суда и роли адвокатуры в системе правосудия.

Сколько раз мне лично приходилось слышать от следователей, прокуроров и даже судей, что адвокаты только мешают им бороться с преступностью.

Доборолись! В лагерях и СИЗО за счет налогоплательщиков томится на нарах около миллиона осужденных и ожидающих суда людей. Чуть меньше, чем при Сталине. А сколько явных преступников вольготно разгуливают на свободе, причем многие из них уютно чувствуют себя в роскошных офисах и кабинетах?